Сержанты гнали пинками отстающих, наказывали из-за одного целую учебную группу.
Как-то зябким сибирским утром, уже почти в конце зарядки, рота, дыша паром, не выполнила команду старшины: «бегом марш», а побрела шагом. Тут же последовала новая команда.
– Рота-а-а-а-а! бего-о-о-о-ом-м … м-марш!
Рота по-прежнему брела шагом. Лицо старшины побагровело, зам ком взводá и командиры отделений, окрысившись, пытались заставить бежать своих подчинённых, но рота по-прежнему шла шагом.
Старшина не дрогнувшим голосом снова подал команду.
– Рота-а-а-а-а-а! Стой!
Рота послушно замерла.
– Первая шеренга! Выйти из строя! – первая шеренга покорно отошла в сторону.
– Рота-а-а-а-а! Бего-о-ом-м м-марш! – но рота снова двинулась угрюмо шагом, выражая внутренний молчаливый мятежный восторг коллективного единодушия.
– Рота-а-а-а! Стой! – продолжал невозмутимо старшина. Его голос только на миг обнажил волнение. – Вторая шеренга! В сторону! – ещё четыре курсанта отделились от колонны.
Теперь Тимофеев оказался среди очередных направляющих – теперь уже в шеренге, ставшей первой.
Снова последовала команда: «Рота-а-а-а! Бегом-м-м м-м-марш!»
Тимофеев и вся новая направляющая шеренга сделали шаг вперёд, далее вся рота, шеренга за шеренгой, снова молча побрела, всем своим видом демонстрируя смесь мятежного возбуждения, страха перед возможными последствиями, неуклонной решимости идти до конца и по-прежнему относительной управляемости и организованности. Последовала прежняя команда.
– Рота-а-а-а! Стой!.. – и она была молча выполнена, и вскоре снова четыре курсанта, включая Тимофеева, молча покинули строй, словно на эшафот, молча с обречённой покорностью выходили они. На этом всё закончилось. Последовала последняя в это утро команда в лесу.
– Рота-а-а-а-а! Шагом-м-м м-м-марш!
Теперь до самой казармы рота, дыша паром мятежа, шла шагом. Три шеренги следовали отдельно. Все понимали, что это они теперь «козлы отпущения» или, как говорили, «крайние».
И вот уже в казарме, вся рота поливалась холодной водой из-под кранов в умывальнике. Натягивались нитки в расположении, по которым выравнивались в шеренгу спинки кроватей, полосы на одеялах от первой кровати до последней, тумбочки, табуретки. Расположение кипело как стройка в пятилетку за два дня. И только несколько «крайних» угрюмо стояло перед канцелярией… Они ловили на себе сочувствующие взгляды товарищей, выражавшие сочувствие и облегчение, облегчение от того, что эта утренняя «рулетка» пронеслась мимо них.
– Ну, всё! Получите вы теперь «мапупу»42 по полной! – говорили товарищи.
До и после занятий каждого из них, как полагается, «вздрючили» по партийной линии, дав понять, что это для них – последний «залёт», после которого им не видать ни партии, ни выпуска как своих ушей! После обеда,
Мапупа – наказание. жарг.
