воздухе раздался свист, и возле наших лиц пронеслось нечто, вонзившееся в зазор между кирпичами да так и оставшееся там покачиваться.
…Я неоднократно пыталась понять, от чего зависит быстрота реакции в том или в другом случае. Анализируя свой опыт, я поняла со временем, что главное – опередить события на долю секунды. Только так можно предотвратить, казалось бы, неизбежное.
Тут важно не думать, а, лишь почуяв опасность, действовать, повинуясь инстинкту. Который, кстати, врожден лишь отчасти, во всяком случае, у меня. Да-да, оказывается, можно развивать инстинкт, как бы дико это ни прозвучало для ученых.
Во время занятий в разведшколе у нас существовали специальные методики «спуска под воду» – так называли инструкторы полугипнотическое состояние, в которое вводили учениц.
Ты словно бы год за годом, десятилетие за десятилетием, век за веком отсчитываешь назад, все глубже и глубже погружаясь в первобытную память.
Потом требовалось очень сознательно пережить некоторые моменты, которые тебе внушали те же инструкторы. Обычно эти моменты были связаны со смертельной опасностью или с необходимостью мгновенно реагировать на опасность, уметь чувствовать ее приближение.
Самое удивительное, что когда ты «просыпался» после этого гипнотического сна, то помнил лишь какие-то обрывки видений, невнятную кашу, которую пересказать человеческими словами было невозможно.
Но в подкорке уже оставался необходимый механизм так называемого быстрого реагирования. И в дальнейшем, независимо от того, помнишь ты что-либо из этих опытов или нет, но на практике действуешь всегда правильно, умело и отлаженно.
Любопытно то, что на самом деле нас не учили этому, а именно использовали уже заложенные в человеке скрытые резервы его психики, которые просто нужно было активизировать…
Я не думала и в этот раз. Не спрашивала себя, стоит ли действовать, и не анализировала ситуацию. Мой безошибочный внутренний компьютер сделал это за меня, послав резкий сигнал об опасности, и мне оставалось лишь подчиниться его команде.
Да, я могла бы оказаться смешной, попасть в неловкое положение, стать предметом насмешек. Пусть так. Это все же лучше, чем потом проливать слезы над бездыханным трупом клиента и потерянным гонораром.
Поэтому, едва мое ухо уловило этот мерзкий свист – даже самое его начало, всего лишь нарастающее колебание воздуха где-то вблизи, – я со всей силы втолкнула Роальда внутрь квартиры, буквально опрокинув его через высокий порог в комнату.
Голицын, не ожидавший от меня таких действий, бухнулся оземь, то есть о рассохшийся паркет, и негромко, но внятно выматерился.
Пока он принимал вертикальное положение, а из кухни в зал спешили услышавшие шум женщины, я с силой выдернула стрелу из зазора между кирпичами и показала ее оторопевшему Ивану Абрамовичу.
– Ну дают! – только и охнул он. – Вот дела! Мать честная!
– Кто? – спросила я у Голицына, внимательно осматривая трофей.
– Что
