по заброшенному саду, ветки яблонь над нашими головами сплетались в тёмно-зелёную зонтик, и если шёл дождь, то мы его даже не замечали.
Любил ли ты? Возможно. Только не меня. Зачем же тогда приходил и сидел со мной вечерами на крохотном пеньке срубленной груши? Мы сидели так близко, я чувствовала тепло твоего тела и мне ужасно хотелось тебя поцеловать.
Её звали Таня. Высокая, хрупкая брюнетка с тонкими изогнутыми бровями. Когда я увидела её в первый раз, то не могла оторвать взгляд именно от этих удивительных бровей, пытаясь угадать, настоящие ли они.
Она забрала тебя. Я ждала тебя целую неделю, но ты так и не пришёл. А я плакала, стоя у зеркала, ведь у меня не было иссиня-чёрных волос, тонкой талии и красивых бровей.
Столько лет прошло, и я не плачу о тебе как прежде. Только кажется иногда, что самый счастливый момент моей жизни давно прожит.
Мне было тогда шестнадцать лет. Я сидела рядом с тобой на крохотном пеньке срубленной груши, чувствуя тепло твоего тела и мне ужасно хотелось тебя поцеловать.
Взгляд назад. Алёша
Помнишь небо голубое и высоких сосен шум?
Я всё помню. Очень долго по ночам мне снился гул,
Гул летящих самолётов, свист далёких поездов.
Может небо, может сосны тоже давний странный сон?
Утро. Мне семь лет и я иду в школу. Одна. Идти ведь всего ничего – сначала прямо, через несколько минут повернуть за угол, не успеешь досчитать до десяти – и вот он школьный забор с кривыми, едва держащимися на петлях покосившимися воротами.
Я никогда не опаздываю, иногда даже прихожу раньше, потому что очень люблю учиться. Алеша всегда ждет меня у березы. У какой именно? У той самой, что растет, прижимаясь к кирпичному забору одного из огородов. Правда тогда забор был совсем другим. Каким? Не могу вспомнить. Так вот, если идти от моего дома, а потом взять, да и прямо у березы свернуть налево, а потом еще направо, за магазин… Раньше он назывался «Булочная». Заходишь – и попадаешь в хлебное царство. Вокруг высоченные стеллажи с деревянными полочками. А на них – чего только нет: батоны нарезные, горчичные, плетенки (их до сих пор называют халами), буханки черного, пшеничного (мы говорили ситный). Рядом бублики с маком, кунжутом, и самые мои любимые маленькие французские булочки и крохотные рогалики, названные отчего-то студенческими. Наверное, потому, думалось мне, что все студенты очень бедные, и денег у них хватает только на такие миниатюрные рогалики. Можно было подходить и самим брать хлеб или трогать свежий или черствый привязанными к стеллажам металлическими вилочками (или это были палочки? А, может, и то и другое?)
Но я отвлеклась. Если зайти за магазин, пройти мимо железного остова карусели, побродить немного среди обшарпанных и частью пустующих двухэтажек, то можно найти и Алешин дом. Как именно он выглядит, я не знаю. Мы никогда не говорили на эту тему.
Кстати, это место называется «пятачок». Почему «пятачок»,
