или хотя бы иногда выходила за пределы своего мирка (выдуманного, теперь очевидно), где у них с Олегом было идеальное взаимопонимание и идеальное же взаимодействие. Теперь выдуманный мирок разрушен, и взаимодействия нет никакого, а взаимопонимание… оно вообще было?
Валерка открывает им двери и грациозно сдвигается в сторону, давая пройти. Он уже успел натянуть футболку, белая, с каким-то замысловатым рисунком, тонкий трикотаж выделяет рельефные руки, а треугольный вырез открывает ключицы.
Ключицы у Валерки покрыты веснушками. Как и высокие скулы.
– Привет, Веснушка, – недолго думая говорит ему Рая.
Он только вздёргивает бровь, дружески обнимая её, и тут же протягивает руку Егору. Довольно неловкая скульптурная композиция прямо посреди узкого коридора, благо, существование её длится недолго: уже через несколько секунд, избавившись от верхней одежды и обуви, они проходят на кухню.
Кухня у Валерки совсем не такая, какая была у них дома. Никаких барных стоек, никакого тёмного дерева и строгих контрастов. Хорошая посуда, да, много хорошей посуды – от квадратных тарелок черного стекла до силиконовых кисточек для выпечки, или кастрюль со встроенным дуршлагом, чтобы было удобно доставать макароны (Рая знает, как ими пользоваться, но не знает, как их правильно называть). Если порыться по шкафам, можно найти всё, что угодно, от плоских корейских палочек до йогуртницы, но с внешним видом здесь просто беда. Допотопный гарнитур, и серые обои в цветочек, безумные яркие шторы, которые, кажется, никто никогда не стирал, и стол, накрытый клеёнкой, а вместо стульев – три потёртые табуретки.
Ну, по крайней мере, их три. Как раз сколько нужно.
Подвернув ногу под себя, Рая устраивается на одной из них. Помогать Валерке не стоит, он любит хозяйничать, да и дом это всё же его, поэтому она кивает Егору на соседнюю табуретку, а сама поднимает руки, чтобы распустить растрепавшийся пучок и заплести вместо него гладкую косу. В голове крутится какая-то мелодия – из тех, что играли на катке торгового центра, когда они с Егором там были, и совершенно бездумно Рая принимается напевать.
Буквально через строчку Егор подхватывает её пение, а ещё через строчку она вспоминает, что вообще-то никогда не поёт при чужих.
Переодеваться в общей раздевалке? Подтягивать колготки у всех на виду? Идти в мужской туалет, когда до выхода на лёд остаются считанные минуты, а женский, как всегда переполнен? Легко.
Поправить, в конце концов, съехавший с ягодицы купальник, уже на льду, перед трибунами и телекамерами? Ничего сложного.
Петь, когда кто-то может это услышать? Нет, ни за что.
Стушевавшись, Рая комкает песню, но вряд ли кто-то это замечает, ведь Валерка наконец-то ставит закипевший чайник на стол. Ей достаётся кружка, которую она уже начинает воспринимать как свою – большая, на пол-литра, с округлыми боками и картинками из какого-то комикса, Егору Валерка выделяет квадратную, чёрную.
Рисуется.
