ты бы хоть форточку открывал! – воскликнула Мальва, почувствовав, как у нее перехватило дыхание.
– Мать, не бранись, – сказал Гусев и дернул форточку за шнурок. – Извини, я лягу.
Мальва вошла в кухню и остановилась в растерянности. Повсюду стояли молочные бутылки с мутной водой, немытые кастрюли и стеклянные банки. Там и тут валялись горбушки черствого хлеба, огрызки фруктов и яичная скорлупа. Вода в их городе была с повышенным содержанием железа, поэтому раковина основательно заржавела.
– Слушай, посуду, что ли, моешь? – крикнул из комнаты Гусев. – Оставь ты все это в покое!..
– Ну, не ори, какое твое дело! – ответила Мальва.
Досада на Гусева быстро прошла. Какой с него спрос – он художник, режиссер от Бога. Бытовые мелочи и должны проходить через его жизнь по касательной. Со студийцами Гусев был строг, деспотичен – орал на них, беспощадно высмеивал, бывало, и унижал, так что дело доходило до истерик. Но ему все прощалось, потому что он и себя не щадил. Женская часть студии называла его между собой «добрым гангстером».
Она вымыла все, что было в раковине, но от этого общая картина кухни не изменилась. «Тут часа на три работы, если по-настоящему, – подумала Мальва. – Позову сегодня Куму и Лиду».
– Ну, успокоилась? – спросил Гусев. Он лежал на спине, прикрыв глаза.
– Хорош гусь, – с напускной строгостью сказала Мальва. – До ручки довел и себя, и квартиру… – Она уселась в кресло и закурила.
– Ай, брось… Хорошо, что ты позвонила.
– Понимаешь, хотела отпрашиваться, поскольку в институт тоже надо ходить. Ну, хотя бы через раз.
– Теперь походишь.
– А ты что, думаешь… сляжешь?
– Уже слег. – Он повернулся, и лицо его исказилось от боли. Мальва вскочила.
– Что сделать?.. Гусев, что?..
– Грелку… – прошептал он. – В ванной комнате.
Она нашла электрогрелку и включила ее в розетку над тахтой.
Гусев пощелкал переключателем.
– Беспризорник, – тихо сказала Мальва и провела рукой по его небритой щеке. Он ткнулся губами в запястье.
– Все бы ничего, – сказал он, – за ребят обидно.
– Не думай об этом.
– Как не думать… До смотра два месяца. Я уж думаю: может быть, здесь?..
– Кончай, Гусев! Это исключено. Ты же будешь скакать, орать. А тебе надо спокойно отлежаться.
– Тепло на улице?
– Тепло. Градусов восемнадцать.
– Затянулась осень… А в Москве, передавали, уже снежные заносы, мороз. Налей воды.
Мальва налила полный стакан. Гусев, покряхтывая и чертыхаясь, сел в постели и жадно стал пить. Она смотрела, как у него ходит кадык. Ей тоже захотелось минеральной, но она только сглотнула: у больного лекарство не отбирают.
– Гусев, милый, тебе же лечиться надо, – сказала Мальва.
– А, все равно подыхать.
– Слушай, не морочь голову! При том, что тебе дано, так
