вьющихся волос цвета меди.
– Нет, это ты самая красивая! – Я поцеловала Каталину и взяла за руку.
Вдали послышался громкий звук трубы.
– Быстрее! – поторопила донья Ана. – Ее величество ждет.
Мы вместе вышли на обширное выжженное поле, где уже возвели возвышение под пологом. Там стояла моя мать в розовато-лиловом платье с высоким воротником, с диадемой на голове. Как всегда в ее присутствии, я машинально слегка присела, пытаясь скрыть свой рост.
– Ах, вот и вы! – Она махнула рукой в перстнях. – Идите сюда. Исабель и Хуана, становитесь справа от меня, Мария и Каталина слева. Вы опаздываете. Я уже начала беспокоиться.
– Простите нас, ваше величество. – Донья Ана присела в глубоком реверансе. – В сундуках полно было пыли. Пришлось проветривать платья и вуали их высочеств.
Мать окинула нас взглядом.
– Отлично выглядят. – Она нахмурилась. – Исабель, hija mia,[2] ты опять в черном? – Она перевела взгляд на меня. – Хуана, выпрямись.
Я подчинилась, и тут же снова запела труба, на этот раз намного ближе. Мать поднялась на возвышение к трону. На дороге, под развевающимися знаменами, возникла кавалькада грандов – высшей испанской знати. Во главе их ехал мой отец; черный камзол с красным плащом подчеркивал его широкие плечи. Под ним гарцевал андалузский боевой конь в попоне цветов Арагона – алой с золотом. Позади него ехал мой брат Хуан; его золотисто-белые волосы падали на раскрасневшееся худое лицо.
Воины встретили их радостным ревом.
– Vive el infante! – кричали они, ударяя мечами о щиты. – Viva el rey![3]
За ними торжественно следовали священнослужители. Лишь когда они достигли поля, я заметила среди них пленника. Люди расступились. Отец дал знак, человека на осле заставили спешиться и под всеобщий хриплый смех вытолкнули вперед. Он споткнулся и едва не упал.
У меня перехватило дыхание. Ноги его были босы и окровавлены, но во всей позе чувствовалось нечто царственное. Размотав грязный тюрбан, он отбросил его в сторону, и по плечам рассыпались черные волосы. Он оказался вовсе не тем, кого я ожидала увидеть, – калифом-язычником, который преследовал нас в ночных кошмарах, чьи орды со стен Гранады обливали наши войска горящей смолой и осыпали огненными стрелами. Высокий и худой, с бронзовой кожей, он шел через поле туда, где ждала моя мать, с высоко поднятой головой, словно кастильский гранд в роскошном одеянии в зале для приемов. Когда он упал на колени перед ее троном, я на мгновение увидела его усталые изумрудные глаза.
Опустив голову, Боабдиль снял с шеи железный ключ на золотой цепочке и положил его у ног матери, признавая поражение.
Из воинских рядов послышались насмешки, аплодисменты и оскорбления. Боабдиль, взгляд которого выражал смесь нескрываемого презрения и крайнего отчаяния, бесстрастно дождался, когда шум утихнет, и лишь затем произнес заранее подготовленную
Дочь моя
Да здравствует инфант! Да здравствует король!
