тем более не писал никаких писем. Ты хорошо меня поняла?
– Да, благодарю, неплохо. Но они подписаны твоим именем. Давай сличим почерк?
Не отводя глаз, с милой улыбкой я запихнула ему в карман жилетки измятое письмо, лист порвался еще сильнее и нелепо повис из узкой карманной прорези.
У меня все, дамы и господа!
Я даже успела сделать – с ума сойти! – целый шаг, когда Гаррет схватил меня за локоть и резко развернул к себе лицом. Хотелось думать, что я была грациозна, как прима королевского театра, но предаваться самообману глупо: я почти потеряла равновесие и пришлось упереться в крепкую широкую грудь придурка кулаками.
– И куда ты? – спросил он.
– Найти самописное перо, чтобы почерк сравнить, – на ходу придумала я. – С собой нет, решила у твоих шутников поспрашивать.
Он смотрел на меня почти с восхищением.
– Как тебя зовут, птичка? – со смешком спросил он.
– Поймешь, если прочирикаю? – огрызнулась я.
– Адель! – грозный зов Мейза разнесся по кухне.
В умении появиться в неудачный момент никто не сравнится с моим лучшим другом! В этом искусстве он достиг уровня бога. Вот и сейчас это недоделанное божество стояло в дверном проеме, держа в каждой руке по бокалу черничного вина, и взирало на северянина с открытой неприязнью.
– Он к тебе пристает?
– Нет. Я просто о него споткнулась, – отозвалась я и красноречиво покосилась на большую мужскую руку, сжимающую мой локоть. У придурка совершенно несправедливо оказались красивые длинные пальцы. На крепком запястье поблескивал узкий серебряный браслет-кольцо.
Северянин действительно отпустил меня. Вряд ли его испугал худосочный Мейз, в котором абсолютно все выдавало бесповоротного ботаника. Видимо, не захотел, чтобы маленький скандал превратился в большой, просто гигантский.
И у меня даже был шанс красиво уйти, но Ваэрд возьми и брось в спину:
– Не хочешь забрать свое письмо, Адель?
Я обернулась через плечо. Истрепанный рукописный листик по-прежнему нелепо торчал из кармана, готовясь свалиться под ноги.
– Зачем мне твое письмо, Гаррет? – колко ответила я и вмазалась в острый угол мраморной столешницы. Как только из глаз не посыпались искры от боли!
– Не ушиблась? – фальшиво посочувствовал Ваэрд.
– Нет! – рявкнула в ответ, усилием воли подавив желание растереть отбитое место, как в детстве учил папа: «Ударилась, Эдди? Потри! Три сильнее!»
Мейз посторонился в дверях, пропуская меня в коридор. Едва мы покинули поле боя, как в кухне громыхнули разговоры. Недолго думая, через ткань блузки я сжала пальцами амулет-переводчик, висящий под одеждой на длинной цепочке, и заставила его уснуть. Разговоры вокруг превратились в белый шум, из которого изредка выхватывались знакомые фразы, но даже их не хотелось понимать.
– Заметила,
