этаж вела массивная лестница с толстыми балясинами из песчаника. С широкой промежуточной площадки дубовая дверь в резном обрамлении вела в кабинет. Она не говорила детям, где именно умер их дедушка, но проходя мимо, Ян спросил:
– А что за этой дверью?
– Кабинет.
Слова звонко отскочили от стен и рассыпались по залу, как цветное драже. Сын вполне удовлетворился объяснением и дальше расспрашивать не стал. Поднявшись еще на один пролет, они попали на галерею над гостиной, из которой пять дверей вели в пять спален. При каждой имелась своя ванная, а при главной, родительской, еще и гардеробная. Саша облокотилась на перила и посмотрела вниз. Отсюда двухэтажная гостиная казалась просто огромной. Живя в киевской квартире, пусть и просторной, она отвыкла от таких запредельных размеров и вдруг вспомнила, как этот зал представлялся ей раньше, двадцать лет назад. Внизу, как материки и архипелаги в океане, раскинулись диваны, кресла, пуфы и ломберные столики. Ковры просвечивали пестрым рисунком как подводные плато, а торшеры высились из воды, как островные вулканы. А над всем этим царили два парящих альбатроса, никогда не меняющие маршрут – кованые люстры в двадцать энергосберегающих свечей каждая. Только тогда океан казался ей волшебным миром, полным чудес, а теперь – мертвой пустыней. Уже в который раз за этот проклятый день ей захотелось плакать. Такими темпами она скоро побьет мировой рекорд среди телеведущих по количеству остановленных за день слез.
– Мам!
Она обернулась. Дети сиротливо стояли рядом со сваленными в кучу рюкзаками и сумками.
– Куда нам идти, мам?
Этот болван Федюша, конечно, не догадался расставить их вещи по комнатам. Впрочем, нельзя на ровном месте обвинять человека, тем более умственно отсталого. Откуда он мог знать, где они решат остановиться? Комнат же вон сколько… Саша подергала ручку своей старой детской и та с готовностью поддалась. Она вошла. Сердце вздрогнуло, но вполне терпимо. Торкнулось о грудную клетку и успокоилось, только и всего. Просто ностальгия, тревожная жалость по утраченному времени, которая посещает почти всех, кто из реального мира вдруг попадает в мир своего детства.
Та же белая кровать с пологом из цветного ситца, только ситец с годами выгорел на солнце. Тот же ореховый комод с червоточинками, специально выпиленными итальянскими мастерами, маленький секретер, заменявший ей письменный стол, потертое кресло с высокой спинкой, в котором она так любила читать. Романтическая комната романтической девушки. Прелесть. Правда, последние два года жизни в этом прелестном гнездышке она только и мечтала убраться отсюда куда подальше. Мечтала, чтобы и дом, и ее с такой любовью устроенная комната провалились в тартарары ко всем чертям.
– Нравится? – спросила она близнецов. – Решайте, кто останется здесь и пошли смотреть вторую комнату.
Собственно, поднимать вопрос о второй комнате не имело смысла, и она прекрасно это знала. Каждый из них скорее согласится лишиться руки, чем
