сделают резину упругой. Пообещал, что через сутки мой тренажёр будет уже готов.
Старик, как всегда, был прав: утром я с удивлением рассматривал самый настоящий эспандер. Покрутив его в правой руке, я переложил его в левую, которая была слабой и с трудом терпела различные, даже незначительные нагрузки. Сосредоточившись на разминке, даже не заметил, как сзади ко мне подошёл Оцеола.
– Теперь все зависит от тебя и силы твоего духа! – довольно наблюдая, как я занимаюсь, он продолжил: – А сила духа у тебя присутствует. Ведь ты хочешь домой, не так ли?
Нахмурившись, я кивнул, посмотрев на него из-под бровей.
– Ты здесь уже более двух недель, и ни разу не заикнулся об этом…
Нервно сглотнув, я утёр со лба пот, выступивший от перенапряжения, продолжая работать левой рукой. Старик продолжал говорить, как будто обращался вовсе не ко мне, а вел свою внутреннюю беседу:
– Но сейчас не время… Тебя ищут, – после этих слов я остановился и вскинул на него глаза. – На второй день твоего нахождения у меня его шестерки рыскали по болотам, я видел.
Посмотрев на меня испытывающее, продолжил:
– Но тебе не стоит волноваться, они не пройдут дальше тропических болот, это опасно. Как ты прошёл, для меня до сих пор загадка. Хотя, если уж Ягуар выбрал тебя, значит это суждено.
Чуть помедлив, я все же спросил старика:
– Что значит «Ягуар выбрал меня»?
Старик присел на корточки и начал скручивать лист табака:
– То и значит: твоё тело смогло принять душу Ягуара, когда твоё сердце прекратило биться и я его реанимировал.
Криво усмехнувшись, я присвистнул:
– Не, ну что за бред? Хочешь сказать, что я не человек, или что-то такое?
Старик хрипло рассмеялся, сощурив глаза, довольно затянулся:
– Одним словом – гринго…
Сев рядом с ним, я запальчиво сказал:
– Так научи меня!
Старик, все ещё улыбаясь, спросил:
– Чему, Андре?
– Думать, как ты!
– Хочешь сказать, думать, как семинол?
Я кивнул, старик выразительно посмотрел на мою руку, и я тут же начал тренироваться опять.
– Научиться думать, как семинол – это невозможно, либо ты им рождаешься, либо…
Я не дал договорить старику, прервав его речь:
– Но ты сам говоришь, что Ягуар выбрал меня!
Старик задумчиво свёл брови, когда я открыл рот, чтобы продолжить, он вскинул вверх руку, призывая к молчанию, любимый жест Оцеолы. Я с раздражением уставился на его загорелую темную ладонь с крепкими пальцами.
Не знаю, сколько мы так просидели молча, мне показалось – целую вечность. Когда уже начало смеркаться, старик вышел из своей задумчивости. Встав на ноги и отряхнув колени, он
