ОНА НЕ УЗНАЛА!
Матвей даже матерно выругался, от чего, вопреки моде, себя отучал. Нет, он неженкой не был – нормальный мужик. И все же лежал и думал: «Не нарцисс, от себя не кончаю, так к чему эти мысли?
Подумаешь, не понравился. Понравился, да виду не подала. И вообще, сколько можно о ней мозги свои парить? Всякие бабы бывают, мыслей на всех не напасешь. Да и что за дела? Выбросить дуру из головы!»
Но «дура» из головы не выбрасывалась. Так весь день ее и проносил, несмотря на то, что невпроворот работы. Даже работа не отвлекла.
Вот зацепила!
Вот обозлился!
Во заклинило!
Сам от себя не ожидал…
Матвей упрямый, долго сопротивлялся, выталкивал, выпихивал ее из головы всевозможными доводами, но бесполезно. Ближе к ночи смирился. Отправляясь на свидание к оперной примадонне – из наших, но мировая известность, из самой Италии припылила, – по привычке обкатывал будущее действо. Что примадонне скажет – что та ответит ему – пойдут куда или останутся да и прямо там, в номере…
Короче, прикидывал, размышлял – обычный мужской тренинг. Дура, разумеется, рядом, от Матвея ни на шаг, за ним телепается, щедро уснащая все его мысли язвительными комментариями. И по-французски. По-французски, которого Матвей практически не знал, слов сто, не больше – а она по-французски шпарит. Какие нервы нужны, чтобы это сносить?
Он шагал по коридору гостиницы и ругал почему-то себя, а не Дуру. Последними словами ругал:
«Мудозвон с автодозвоном, лох, заплинтусное чмо, портянка…»
С этими мыслями он приблизился к номеру примадонны и, заметив приоткрытую дверь, присвистнул:
– Фю-ють, а меня уже ждут.
Постучав, небрежно вошел и… увидел ее, свою дуру.
Даже со спины, даже в смешной и кокетливой униформе горничной он сразу ее узнал. Нет, не узнал, скорее почувствовал. Нагло и самозабвенно она примеряла шляпку примадонны у громадного зеркала. Так увлеклась, даже не сразу просекла, что уже не одна в номере, а когда его отражение вдруг заметила, испуганно отскочила и, пряча шляпку за спиной (вот глупая, это у зеркала-то?), нервно спросила:
– Вам кого?
– Хозяйку номера, – наслаждаясь своей властью, высокомерно изрек Матвей.
Она вспыхнула:
– Так вы Аронов?
– А разве не сильно заметно?
Тут уж она смешалась совсем. Бросилась извиняться (и за себя, и за примадонну), пересыпая слова вины возгласами восхищения…
– Ах, это вы! Простите, я здесь прибиралась… Ну надо же, это вы! Сеньору вызвали, срочно… Сказать, не поверят, сам Аронов! Ой, мамочки! Сеньора мне приказала вещи сложить… Неужели вы и вправду Аронов?!
Ничего не понял Матвей, лжет она или действительно лишь сейчас узнала, кто он на самом деле.
И то благодаря оперной диве. Ничего не понял Матвей. Ясно было одно: его перезрелая примадонна отсутствует и явится не скоро, а тут юная горничная демонстрирует стройные
