– чужие на этом празднике жизни».
(Художественный фильм «ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ»)
Чуб хотел, чтобы к нему относились если не с любовью, то – самое малое – с благоприятным расположением, отличным от микроскопического, преобладавшего среди всех известных ему людей, вплоть до собственной семьи. Правда, за прежние годы дождаться желаемого без женщины ему не удалось; более того, он накопил столько обид на общество, что перечесть все по порядку не хватит пальцев на руках и ногах. Потому, в сущности, и терять было нечего. Не сказать чтобы в каждый конкретный момент Чуб существовал настолько обдуманно, что сумел бы сформулировать определённым способом, каких целей он предпочитал достигнуть. Однако он стремился жить, сообразуясь со своими ощущениями, которые вели его в безошибочную сторону минимального сопротивления и максимально возможных требований – впрочем, не содержавших в себе неправдоподобных излишеств. Угомонившийся после продолжительных лет зыбкой неясности и морального раздрая умеренный ветер событий дул теперь в спину Чубу с молодой, но вполне предсказуемой силой, равномерным темпом продвигая его в правильном направлении. И он был не против, и беззатратно двигался по ветру, отдавшись воле текущей закономерности семейного случая.
А Машка – ну что ж, всё-таки она тоже человек, не собака и не кошка, зачем её зря гнобить? Незачем, совершенно точно; не столь уж сложно ужиться с покорной девкой: намного проще, чем это представляется, пока не попробуешь. Тем более битой кошке только лозу покажи, как говорится – в переносном смысле, само собой: небось навидалась лиха Машка до Чуба, страх имеет.
Люди любят создавать разные бессмыслицы, черпая их из собственных умов, а затем сами же и мучаются, не зная, что со всем этим делать. К подобным бессмыслицам можно отнести многое в личной жизни – такое, без чего человек вполне способен обойтись, однако не желает добровольно отказываться, жадничает попусту и растрачивает усилия на обманные сквозняки в голове. Чуб упомянутые метания представлял для себя пройденным этапом и не видел впереди сколько-нибудь отрицательных знаков препинания: живи и радуйся. Чем плохо? Да ничем. По крайней мере, Чубу уже неоднократно доводилось убеждаться на собственном опыте в том, что всё простое намного приятнее сложного.
Правда, имелся изрядный перетык в плане материальной обеспеченности. Чуб не мог не ощущать недостаточности во многих вещах, которых ему хотелось. Но это было ему не внове, ибо он отродясь привык обходиться без особенных зажитков и тешил себя мыслью, что людей устроенных и благоуспешных на свете очень немного. Тем более смотря что считать устроенностью и благоуспешностью. Иной сыт – и уже доволен. Если же вдобавок имеет крышу над головой – вообще охотно готов считать себя счастливцем. А другому подавай сказочные богатства и ещё чёрт знает какие забавы и наслаждения в придачу.
Чуб всё понимал про относительность.
В сущности, его формально не начавшуюся, но уже обретавшую фактические контуры семейную жизнь тоже можно было отнести к категориям относительным. Однако это не беда и совсем не повод
