Или ты убогонькая?
– Отстань от человека, Ирис! – с упрёком сказал невысокий, крепко сбитый парень в костюме, который, видимо, служил молодым людям академической формой. – Если она плачет, значит, есть причины.
Молодой человек подошёл ближе, присел передо мной на корточки и спросил участливо:
– Тебя кто-то обидел?
У него были замечательного цвета глаза – как августовское небо в конце дня перед самым закатом, то ли серое, то ли голубое. И смотрели они по-доброму, по-настоящему. Я покачала головой, не в силах произнести ни слова.
– Тогда почему плачешь?
– Остин, оставь её, пусть порыдает в своё удовольствие! – фыркнула Ирис. – Она делает это так самозабвенно…
– Идите, не ждите меня, – отмахнулся от неё Остин и пересел на скамейку, обратился ко мне: – Как тебя зовут?
– А-адриана, – всхлипнула я.
– Так кто же тебя обидел? Хочешь, я ему окна какаш… то есть, фекалиями забросаю?
Против воли я улыбнулась, представив процесс и результат, и снова покрутила головой:
– Нет, не надо. Меня действительно никто не обижал.
Ирис испустила тяжкий вздох, в котором ясно слышалась безнадёжность, и сказала своим спутникам:
– Пойдёмте. Пусть Остин играет роль спасителя молоденьких аристократочек! Остин, когда наиграешься, приходи, с нами веселее!
И они удалились по аллее, шурша юбками и пересмеиваясь. Наверное, надо мной. От этой мысли стало очень себя жалко – а ведь в пансионе я была бы среди своих, тут же среди чужих – внутри что-то горячее завязалось в тугой узел, и я разрыдалась заново, ещё пуще прежнего.
Остин вздохнул, как уставшая лошадь, и пробормотал:
– Да что ж такое, в самом деле… Тебя никак не утешить! Ну-ка, давай, утри слёзы!
– У меня нет платка-а-а, – проныла я, понимая, как глупо выгляжу. И это я, Адриана вед-Камли, лучшая воспитанница пансиона, которая всегда была на высоте!
– Спаситель…
Остин со смехом протянул мне носовой платок из толстого батиста, на котором я разглядела всё тот же символ империи и вензель, стоявший на академических бумагах. Свиток и песочные часы…
– Я постираю и отдам, – пообещала, вытирая глаза платком.
– Да уж будь любезна! – рассмеялся Остин. – А теперь рассказывай, что случилось!
– Я кристалл взорвала, – грустно ответила. – И профессор Виссальди запретил мне магичить…
– Насовсем?
– До выяснения.
Остин рассмеялся:
– Так это же здорово! Представь, в первый день занятий все будут пытаться изобразить заклинания, пыжиться, стараться, а ты – в потолок поплёвывать!
– Я приехала сюда учиться, – с осуждением ответила ему. – В потолок плевать я могла и дома, не обязательно было ехать за столько километров!
– Тогда
