мир и родственную понятию благодати, так и отдельные её проявления, персонифицированных духов и божеств, «осеняющих» благодатью конкретных людей или объекты мира. Непонятность, тревожность сакрального породила ограничения, с ним связанные – табу. Это понятие, родственное сакрализованному, то есть регулирующему отношения социума со сверхъестественным63.
Представления о сакральном универсальны и объясняют множество общих сюжетов и черт в культах и мифах разных народов. Собственно сакральное остается всегда «в тени», но его проявления «являются» и каким-то образом должны манифестировать собой свойства и сущность самого сакрального. Только по явлением, по отражениям мы и можем познавать суть сакрального. И явления эти обладают следующими свойствами:
1. Амбивалентность, то есть способность нести как благо, так и опасность, что и определяет особое, трепетно-тревожное к нему отношение64. Именно амбивалентность является главным качеством любого нуминозного опыта – ощущения вызова, чреватого как благом, так и опасностью (эросом и танатосом), порождая творческую, или катарсическую трансформацию переживающего этот вызов (а такое переживание уже есть ответ).
2. Волюнтаризм. Сакральное в своих проявлениях действует вопреки привычным природным законам, чем утверждает себя как трансцендентная сила. Именно так поступает и культура, подражая сакральному. Если природа, по сути, циклична, то всё выпадающее из циклической картины, аномальное, воспринимается как знак сакрального. Впрочем, о трансцендентности сакрального можно говорить условно, поскольку хаос, из которого сотворен мир, потенциально заложен в вещах мира, не может быть изжит и изъят из них вполне. Беззаконность сакрального (а она сопряжена с амбивалентностью, поскольку закон сакрального не добр и не зол для этого мира, живущего по установленным во «время творения» циклическим законам) определена его отношением к мифическому времени-пространству, откуда оно берет творящую силу. Культуру (сакрализованное) мы знаем как единственное сверхъестественное явление. Но она, как видим, задается актуальными проявлениями бытия, которые могут прочитываться как сверхъестественные, не отвечающие законам природы, определяющим повторяемость событий. Открытие сверхъестественного в окружающем мире стало причиной создание сверхъестественного ответа ему в виде культуры.
3. Полиморфизм. Ярким примером сакрального в этом смысле служит «гротескное тело», описываемое М. М. Бахтиным: «…неготовое и открытое тело это (умирающее-рождающее-рождаемое) не отделено от мира четкими границами: оно смешано с миром, смешано с животным, смешано с вещами. Оно космично, оно представляет весь материально-телесный мир во всех его элементах…»65. Полиморфным архетипом сакрального может выступать лабиринт – символ сверхсложного хаоса, следуя которому, можно достичь удачи, но логику которого постигают
В. Я. Петрухин, М. С. Полинская. О категории «сверхъестественное»… // Историко-этнографические исследования по фольклору. – М., 1994, с. 167—168.
В этом смысле сакральное близко по духу монотеистическим учениям, в которых единый Творец – та сила, которая из высших побуждений часто творит зло. Дуализм принес немало вреда восприятию идеи сакрального, расчленив то, что по сути нерасчленимо. Выделение злого начала – ошибка тех, кто пытался понять сакральное. Как писал Л. Витгенштейн, «не в том ли смысл веры в дьявола, что не всё, приходящее к нам как озарение исходит от доброго начала?» В процессе истории сакральное пытаются очистить от сумеречной, бессознательной потенции, что, в частности, отражено в индоевропейском основном мифе о борьбе Громовержца со Змеем – воинского (солнечного) принципа с шаманским (лунным). Победа Громовержца и торжество историзма пошли во вред пониманию сакрального как целостного амбивалентного начала.
М. М. Бахтин. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. – М., 1990, с. 34. В качестве наиболее древнего примера изображения гротескного тела можно вспомнить статуэтки т. н. «палеолитических венер».
