Шереметьево мне пришлось оказаться впервые, и размеры аэропорта потрясли. Я ощутила себя букашкой среди огромной толпы, и несколько минут не решалась сдвинуться с места, опомнившись, лишь когда теплая, твердая ладонь сжала мои пальцы.
– Давайте выберемся из этого муравейника. До регистрации нашего рейса еще больше часа, успеем выпить кофе.
Филипп всего лишь коснулся моей руки, а показалось – укутал объятьями. Укрыл от посторонних. И мне сразу стало спокойно. Больше не было ни страха заблудиться, ни потерянности в новом незнакомом месте, где никак не удавалось сориентироваться. И даже тревога перед предстоящей поездкой и общением на нелюбимом мною немецком языке уже не причиняли дискомфорта, словно своим прикосновением мужчина смел все негативное, что терзало меня. Отвлек. Я уже потом, в самолете, поняла, что он сделал это умышленно, хотя цели, которые преследовал, пока оставались загадкой.
Первая встреча произошла почти сразу после прилета, едва я успела привести себя в порядок в отеле. Времени переживать или раздумывать о чем-то попросту не было, а к концу дня устала так, что уснула, едва голова коснулась подушки.
А во время завтрака Филипп неожиданно сообщил, что планы изменились и вместо общения с партнерами мы поедем… в музей.
Я рассмеялась, вспомнив это определение, когда оказались в нужном месте. Музей ассоциировался в моем сознании с чем-то иным: полупустынными залами, уставленными многочисленными экспонатами, скрипучими полами и не слишком любезной старушкой, пристально следящей за порядком. Именно к такому я привыкла в родном городе. Но дворец, куда привез меня Кирман, поражал роскошью и неописуемой красотой, в буквальном смысле слова вынуждая застывать в немом оцепенении от увиденного. Я только слышала название прежде, но не могла представить, что знаменитый Нимфенбург так красив, несмотря даже на мрачность сизой, бесснежной немецкой зимы.
Казалось, что время остановилось, настолько удивительным выглядело все, что окружало нас здесь. Я словно вновь превратилась в маленькую девочку, озирающуюся вокруг разве что не с раскрытым от восторга ртом. И хотя с трудом представляла, что делаю в этом потрясающем дворце вместе со своим начальником, не могла не наслаждаться ситуацией, особенно когда оказалась в знаменитой Галерее красавиц.
Никогда не испытывала к живописи какого-то особенного трепета. Сама совсем не умела рисовать, а с творениями известных художников была знакома лишь в рамках учебной программы. Вот так – вживую, близко, на расстоянии лишь нескольких шагов не видела подобного.
А картины впечатляли настолько, что и мне, не имеющей к искусству никакого отношения, не требовались пояснения для оценки шедевров. Видя выверенное движение кисти, запечатленное на холсте, хрупкую красоту, ожившую в полотнах художника, я словно забыла о времени, всматриваясь в лица, над которыми было не властно время: прекрасные, юные, впечатляющие не внешним лоском, но щедростью судьбы, подарившей им такую неповторимую внешность. Каждой. Эти мысли настолько завладели мной,
