в мирах тех ищу я себя:нет ли в них и моих сочинений.
А миры, всё на свете клубя,
предоставили нам лишь мгновенья
средь вселенных нору отыскать
и ступить на другую планету.
Если будем любить и гадать,
не открыть нам такого секрета.
Всё цветёт, хотя и осень
Не люблю я больше водку:
без того наш век короткий —
стоит ли об этом говорить?
Но бывает, ту же стопку
опрокидываю робко.
Как такому празднику не быть?!..
Разве осень не картина?
Праздник – разлюли-малина! —
урожай на сдвинутых столах.
Разносолы к разносолам,
не пошла бы водка колом.
Тут кому Исус, кому Аллах.
Нет колхозов? Хрен с ним!.. Дачи
президент дал наудачу.
Только что и как за всё платить?
Всё цветёт, хотя и осень.
У других пить-есть не просим —
о таком не стоит говорить.
У совы нынче рябчик на ужин
Выразительней глаз не встретишь,
оттого птица днём слепа.
Да и цвет её рыже-серый,
в крап на перьях желтеет крупа.
Всё услышат локаторы-уши.
И когтисты в делах её лапы.
И из жертвы она вырвет душу,
дай ей только кого-нибудь сцапать.
Но летает она слишком шумно
и с гугуканьем громко ухает.
И уж точно: красавица, умная
и реалью живёт, а не слухами.
Две луны светят в полночь
и третья, настоящая – та, что в небе!
Зорче нет, и охоте бог в помощь —
всякий смертный печётся о хлебе.
У совы нынче рябчик на ужин;
мышь – удача и деликатес.
Что не так, поясок потуже —
ту же мышь ждёт, как манну с небес.
Post hominum memoriam[1]
Жизнь беззастенчиво нахальна,
хотя для многих эпохальна.
И всё ж греховен наш соблазн —
что ни лазейка, то и лаз.
Хоть создаём порой шедевры,
но женщины нам портят нервы.
Правы французы: кто бы мог
взгляд отвести от женских ног?
От ягодиц, когда не видит, —
когда в ней всё в красивом виде?
Кто до интима не охоч?
Страсть при свечах – нужна ль ей ночь?
Я вновь у храма, как белый лебедь
О, Господи, причудлив твой язык!
В иных словах за жизнь не разберёшься.
В иных их смысл понятен, как ярлык.
В иных он прост: не хочешь – обопрёшься.
Святой хорал литых колоколов —
из бронзы слов слагаются молитвы.
А небеса – простор их для орлов;
в них тайны тайн от глаз людских сокрыты.
Рука невольно тянется ко лбу.
Какое благо на кресты молиться!
И белый храм, как птица наяву,
готов
С незапамятных времён
