отцвела?Только губы в поцелуе те же.
И надежда теплится в глазах,
их мои глаза встречают реже:
стоит ли искать себя в призах.
И опять стоишь ты в том же платье,
и тебя прекрасней не найти.
И звонок по телефону кстати,
остаётся только мне уйти.
Кто звонил тебе, теперь нет дела.
«Ну и ну, – вы скажете, – дела!»
Жизнь распорядилась, как сумела.
И к тому же роза отцвела.
Рапсодия детства
Снег под салазками скрипуч.
Сплошной туман – мороз трескуч.
Всё тело ёжится от холода.
И детство зелено и молодо!
Не страшно быть без рукавиц,
ловя под тазиком синиц,
пузатых, рдяных снегирей.
И стать бы взрослым поскорей.
И сам снегирь я на морозце.
Как у него же сердце бьётся,
Когда я мчусь на санках вниз
с крутой горы. И бах – сюрприз!..
Лечу с горы уже без санок.
Я весь в снегу – беляк-подранок.
И всё ж до косточек промёрз,
и не на шутку, а всерьёз.
Но дом есть дом: спасает печь.
Поёт сверчок. Тепло. Где лечь
могу один, в обнимку с книжкой.
И всё же лучше быть мальчишкой.
Тут мне и морс, и пироги
от той же Бабушки Яги.
А если говорить всерьёз:
прекрасен Дедушка Мороз!
«И жизнь была. И был очаг —…»
И жизнь была. И был очаг —
прекрасней не найти.
Об этом нынче все молчат:
жить лучше взаперти.
Того, что было, не вернуть —
не стоит начинать.
Осталось что – подковы гнуть.
А в остальном молчать.
Слёзы
Ах, беда моя беда,
родниковая вода.
И другим случится
ключевой напиться.
До беды не долог путь —
из горсти её хлебнуть.
И чтоб к радости прийти,
тех же слёз не обойти.
«Лишь только звуки чёрного рояля…»
Лишь только звуки чёрного рояля,
лишь только ты в лучах его зеркал,
и музыка из недр его звучала —
и роза на рояле трепетала,
и грезилось начало всех начал!..
Передо мной божественные руки
из клавиш извлекают нужный звук,
я вижу пальцы в кольцах и их муки;
и вижу бесконечные разлуки
и две души, уставшие от мук.
И белые под чёрным небом вьюги.
И что мне испытать в душе пришлось:
как лебедь чтит о сгинувшей подруге,
кружит, кружит с надеждой в каждом круге,
так я чту, что сбылось и не сбылось.
Прости меня за давнее безмолвье,
за безграничный пылкий романтизм,
за старость, как метель, у изголовья.
Но и в метель я берегу с любовью
твои
