кто? – спросил Лески, подняв на гостя мутный взгляд.
– Меня просили передать, что вас вместе с другом ждут на пересечении Третьей Лазурной и Веерной, – понизив голос, ответил мужчина, – по поводу непредвиденных последствий вашего визита сегодня вечером.
Лески сразу же протрезвел и едва не вскочил, но заметив жест собеседника, влип в кресло и уставился на дверь, словно, в нее сейчас должны были войти люди из ДОП, а может, кто и пострашнее по его душу.
– Если бы я хотел тебя сдать, ты уже давно бы сидел в камере, парень. И я бы на твоем месте поторопился. Те, кого я представляю, не любят ждать.
Мужчина поднялся и, тронув его за плечо, направился к двери, пока Лески разрывали страх и одновременно желание пойти по указанному адресу. Последнее оказалось сильнее, и он чертыхнулся, вспомнив, что должен разыскать Брыза.
– Ты куда, парень? – крикнул ему вслед бармен, – А кто будет платить?
– Я скоро вернусь, – заверил Лески, и тот, видимо, поверил, хотя возможно, просто не хотел связываться.
На улице похолодало, фонари остались гореть лишь на главной улице, до которой было метров двести. Кое-как освещалась площадка перед заведением, и Лески, поежившись, двинулся к парку, где надеялся встретить приятеля, который наверняка сшибает какую-нибудь «химию», а может быть, уже «под кайфом».
Возникло неприятное ощущение, словно кто-то шел следом, однако, остановившись, он ничего не услышал. Вокруг стояла тишина, а тьма, казалось, стала еще гуще. Снова это жуткое чувство, будто за спиной кто-то есть. Лески не выдержал и побежал в сторону освещенной улицы. Не добежав метров тридцать, он рухнул на землю, не понимая, что происходит. Через минуту он был полностью парализован, а еще через две – умер, так и не узнав, как яд попал в его кровь.
****
Процессия проходила в главном похоронном центре города и собрала немало народу. Хотя, вероятно, многие пришли, потому что стояла на редкость солнечная погода в это время цикла. В середине площадки на постаменте стоял металлопластиковый гроб, оформленный кружевами и парчой. Лицо Киры выглядело почти живым, и ее мать, уже выплакав все слезы, с растерянно-блуждающим взором время от времени поправляла белое покрывало, которым было накрыто тело. Сенатор стоял неподалеку с серым лицом и пустыми глазами.
Фейн осторожно пробрался сквозь скопление родственников, знакомых и коллег, и притронулся к плечу Блэка.
– Алан! – тихо произнес он, – Примите мои соболезнования!
Голос генерал-шефа ДБ выражал непритворную печаль и одновременно озабоченность.
– Спасибо.
– Я хочу, чтобы Вы знали, мы найдем этих подонков!
Сенатор лишь кивнул и взглядом еще раз поблагодарил Фейна. Ему больше всего сейчас хотелось остаться в одиночестве и не видеть никого.
Еще утром Блэк одобрил проект по изоляции «опасных рожденных»,
