счастье; меня оно пугает. Да, я не люблю детей, и что? Я буду лишен царствия небесного? Я много чего еще не люблю, у меня вообще куча недостатков, но я не хочу меняться. Я нравлюсь себе таким, каков я есть, со всеми недостатками. Если я исправлю все свои недостатки, это буду не я, это будет кто-то другой. А я не хочу быть другим. Хотя какая разница. Что там может быть? Вечный покой? Какие там могут быть удовольствия? Секс, вино, еда, сон? Ясно, что нет. Там ничего нет, и не может быть. Покой. Вечный покой. Покойся с миром. Все.
– Удовольствия?
– А что? Что там может быть?
– Любовь.
– Любовь? А что это? И где эта любовь? В раю? А в аду что?
– Да нет ни ада, ни рая, есть одна любовь, просто для некоторых она настоящий ад.
* * *
Я задумался, внимание мое рассеялось на какое-то время. Наверное, закрыл глаза, не заснул, нет, просто задумался. Когда пришел в себя, моего попутчика за столом не было. Вряд ли он мог уйти самостоятельно, но не это меня сейчас беспокоило. Напротив сидел мужчина лет сорока, о котором нельзя было сказать ничего определенного, за исключением слова «подозрительный». Он разливал коньяк из бутылки и что-то рассказывал. В этом не было ничего странного: кто-то подсел ко мне, угощает, что-то говорит, но – я ему отвечал! Я даже не сразу это понял, потому что не узнал собственный голос – он звучал так, будто был записан на пленку. Я словно раздвоился и теперь наблюдал за собой. Однако тот, второй я, который только что увлеченно разговаривал, заметил, что я за ним слежу, и стал вести себя совсем неестественно. Теперь мы оба следили, как моя рука берет стакан, подносит его ко рту, ставит на место, как я, тщательно подбирая слова, отвечаю моему собеседнику. Это было и смешно и страшно одновременно.
– Весь день ужасно болит голова, надеюсь, это поможет. – Он взглянул на этикетку и поставил бутылку на место.
– Вы знаете в ушах сосредоточено множество нервных окончаний, сейчас я покажу вам как надо массировать уши, буквально пара минут в день и вы почувствуете эффект.
Он усмехнулся, и пальцами рук убрал с висков длинные волосы. Я видел только розовеющий след на месте ушных раковин, мне стало не по себе, я отвел глаза.
– Уши – это всего лишь хрящ. – Он опустил руки. – Они даже для того чтобы слышать не очень-то нужны, я вот вас прекрасно слышу. Нервные окончания? – Он опять усмехнулся. – И где же они теперь, как вы полагаете? На месте среза, – он опять обнажил виски, но видя, как я поморщился тут же вернул волосы обратно, – или они остались в ушах?
– Не знаю, что вам ответить?
– Если они остались в ушах, то может следует массировать их. – Он выложил на стол два маленьких уха, как будто сделанных из резины, и стал растирать их пальцами. – Но я ничего не чувствую, совсем ничего.
– Откуда у вас это? – Меня слегка затошнило, не мог же он сам отрезать себе уши, на сумасшедшего не похож. Я все время
