произнес он.
Александр подвел меня к креслу и оставил возле него. Я на колени опускаться не стала, когда другие еще не торопились подниматься. Развернувшись, Первородный встал лицом к присутствующим, засунув руки в карманы брюк. Он стоял, и, как царь, свысока оглядывал своих подданных. Я посмотрела на Серафима, начиная ощущать чувство вины за то, что накликала на него неприятности в лице этого Первородного. Город был его территорией, и он, кажется, ею уже не правил, потому что на сцене появился некто главнее него.
«Прости» – сказала я в его сознание.
Серафим поднял на меня глаза, и сквозь привычное безразличие я увидела нечто похожее на тоску. Его рука, лежащая на согнутом колене, сжалась в кулак. Словно что-то почуяв, а наверняка так и было, Александр обернулся к нам, и Серафим снова опустил глаза в пол. Взгляд Александра остановился на мне, долгий и внимательный, после чего он снова повернулся к толпе.
– Я не буду говорить пустые слова приветствия, а перейду сразу к делу, – начал Александр. – Никто из вас до этого не знал, что один из Первородных, живет где-то рядом, и вы существовали спокойно, относительно тех рамок, в которые мы всех поставили несколько лет назад. И так бы и оставалось до сих пор, если бы не произошли некие события, которые вывели меня из себя. Насколько многие знают, мы считаем потомков недостойными носить наше проклятье, поэтому мне нет дела до жизни каждого из вас. И на благо каждого, это безразличие дает шанс с ним жить, иначе, по нашей воле, других бы вампиров не существовало. И все что мы требуем за нашу щедрость – это уважение и исполнение. Но вчера ночью я узнал, что кто-то покусился на то, что принадлежало мне… Инга? – позвал он мать Юлиана.
В толпе кто-то поднялся с колен. Это и была Инга. Она прошла вперед, шурша подолом платья, и опустилась на колени перед Александром.
– Да, отец.
Отец? Он ее отец? – удивлялась я еще одному потрясению.
– Скажи, зачем ты это сделала?
– Из ревности, разве не очевидно? Ты прекрасно знаешь, как я тебя любила. Я сожалею. Что мне нужно сделать, чтобы заслужить твое прощение?
Ее голос был относительно ровен, но вот по щекам телки тонкие полоски алых слез.
«А что она сделала?» – спросила я Александра, чувствуя, что меня это касается непосредственно.
– Инга, скажи, что ты сделала?
Она замялась, но взяв себя в руки, ответила:
– Я хотела забрать у тебя твою игрушку.
– Маргариту, – уточнил он.
– Да.
– Почему именно ее, почему не пыталась забрать других?
– Мне показалось, что она для тебя важнее, чем были другие.
– И что ты сделала?
Инга опустила лицо и закрыла на секунду глаза.
– Я подослала к ней Юлиана, чтобы он ее лишил жизни.
– И что сделал Юлиан?
– Он сделал ее своей дочерью.
– Почему?
– Она привлекла его внимание.
