отвезу тебя к ветеринару, после оформим тебя официально как домашнее животное.
– Что?
– И закажем ошейник.
– Что? Погоди, что?! Я передумала!
– Поздно, – оскалился он.
ГЛАВА 3
Самой ужасной в моем новом статусе была не необходимость каждый день играть с Эдит, терпеть ее сокрушительные нежности и молчать. И не в унизительной процедуре ветеринарного осмотра.
Самое ужасное в моем новом статусе было имя, указанное в документах.
– Пушистик? Серьезно, Пушистик?! – вполголоса бушевала я, пока детеныш спал, привалившись к стенке кареты. Равномерное укачивание и насыщенный событиями, основательно вымотавший ее день сделали свое дело.
Ребенок спал, а я могла переползти из ее объятий на колени волка и негодовать, дергая его за жилет.
– Это выбор Эдит, – с серьезным видом ответил… Хельму. Ему, конечно, с именем совсем не повезло, но это же не повод отыгрываться на мне!
– А ты не мог отказаться? Запретить? Хотя бы сказать, что это плохая идея? – безнадежно спросила я, уже понимая – не мог.
В том, что дочь оказалась его слабостью, были не только положительные стороны. Один огромный и непоправимый минус насквозь пронзил мою гордость.
Пушистик, подумать только…
– Ты тоже могла это сказать.
Устав от моего самоуправства, волк отцепил от себя мои лапки и скинул меня на скамью.
– Не могла вообще-то, – с грустью ответила я, забираясь обратно. Упрямства мне было не занимать. На самом деле, его было даже с избытком – иначе не дожила бы до своих лет. – Я с ней не разговариваю.
Хельму удивился.
– Почему же?
– Не хочу стать жертвой детской общительности, – проворчала я и еще раз дернула его за жилет – было в этом что-то успокаивающее. – Я едва ее нежности переживаю.
Сегодня было особенно сложно. Сегодня мы были на прогулке.
На меня нацепили нелепый ошейник со стилизованной косточкой-подвеской – наследство какого-то мелкого недоразумения из песьего племени – и пустили на поводке гулять по парку.
Конец поводка держала Эдит, поэтому прогулка выдалась изматывающей и унизительной. К нам подходили трижды, восторженные леди с одинаковыми лицами, и каждая считала своим долгом отметить, что я рыжая, страшная и с облезлым хвостом.
«Лучше бы родители тебе, дорогая, купили такую лапочку, как моя…»
Лапочки больше всего походили на неудачные попытки скрестить собаку с хомячком, были пушисты, трусливы, бесполезны и, что особенно меня поразило, заметно меньше меня. Такое несчастье, если на улице окажется, обделается со страху и умрет… скорее всего, тоже со страху.
Зачем оно Эдит, когда есть я? Я на улице выживу и ее, если будет надобность, сберегу.
За день девочка вымоталась, но вечером, узнав, что Хельму заберет меня у нее на несколько часов,
