преобразования. Я поспешила втолкнуть ее в передатчик, надела серьги и, дожидаясь ответа, рассматривала комнату. Меньше, чем в Мортенхэйме, но просторная, за счет теплых оттенков. Вместо прикроватных тумбочек – невысокие круглые столики, накрытые светлыми скатертями: нижняя – однотонная, кремовая, верхняя – сливочная с цветочным узором. В тон им кушетка в ногах, с кисточками как на шнурах для портьеры, на комоде белоснежные вязаные салфетки, все такое светлое и воздушное, что скорее подошло бы девочке.
Верхушка пирамидки едва уловимо засияла, я подставила ладонь и услышала: «Ни на минуту не сомневался в вашем успехе, леди Тереза. Раджек выйдет на вас сам. Не торопите события, отдыхайте. Такие дела быстро не делаются».
«Тебе бы так отдохнуть», – от души пожелала я, запихнула пластинку назад и водрузила передатчик на тумбочку: не помешает почаще напоминать себе о том, зачем я здесь. И надо бы уже выкинуть этот засохший отросток прошлого. Я подошла со шкатулкой к окну, взяла лунник, замахнулась… Представила, как его уносит ветер, а тонкая ниточка тьмы оставляет пепельный след – лишь на миг, чтобы развеять над прудом и ротондой, и осторожно положила обратно. Пора звать Мэри и знакомиться с новым домом. Точнее, с временным пристанищем, в котором я, похоже, обосновалась надолго.
11
Поместье было удивительно светлым даже изнутри. Много окон, много света, и теплые цвета в каждой комнате: их было достаточно, чтобы разместить пятьдесят гостей – ничтожно мало по сравнению с тем, сколько народу мог принять Мортенхэйм. Вчера за несколько часов я обошла все этажи, но не обнаружила ни одного портрета, только пейзажи – виды небольшого городка Ларне, морское побережье Лавуа, глухие деревушки Иньфая, каналы Лации, выжигающее солнце бескрайних пустынь Намийи. Сувениры с разных концов света: намийские ковры и пряности, посуда из лацианского стекла и роскошные маски, иньфайские болванчики и статуэтки удачи, бесценная фигурка из туанэйской сосны, люстра из загорского хрусталя – словно муж задался целью собрать под одной крышей весь мир. К слову о муже, он уехал вечером, даже не попрощавшись, чем несказанно облегчил мне жизнь – подобраться в его присутствии к кабинету не представлялось возможным. Я и сейчас не была уверена, смогу ли спокойно рыться в бумагах Анри, но дело за меня никто не сделает. Так что бесполезные сомнения вовсе ни к чему.
Прислуги было немало – горничные, конюхи, лакеи, садовник с помощником, а заправляли ими Марисса и Жером. Последний оказался приставлен ко мне, что выяснилось, когда я после завтрака решила отправиться на прогулку верхом. Он приблизился и сообщил, что должен меня сопровождать, чем сразу отбил всякое желание куда-то ехать. А стоило ступить под своды конюшни, откуда доносилось фырканье, ржание и хруст соломы, настроение испортилось окончательно. Вспомнились глаза Демона, когда я перед отъездом гладила его по морде – черные как ночь, глядящие прямо в душу, поэтому едва дошагав до первого денника и встретившись взглядом с рыжей кобылкой,
