Белен? – пробормотал Унаи, пытаясь вспомнить те туманные годы. – Я думаю, да… Кажется, я помню это имя. И что… что тогда случилось?
– Мы были женихом и невестой, влюбленными детьми. Все было так, как в том стихотворении: наша любовь была настолько сильна, что даже ангелы небесные нам завидовали.
Унаи все отчетливее вспоминал ту девочку, свою подружку, с которой держался за руки, а она чмокала его в нос липким поцелуем.
– Я нарисовала тебя тогда, в садике. Благодаря тебе я стала тем, кто я сейчас.
«Точно: рисунок. Вспоминай, что это был за рисунок…» – думал Унаи.
Она рассуждала как сумасшедшая, – и все-таки была притягательна, словно маяк, от которого невозможно отвести взгляд.
– Жизнь снова свела нас вместе, – решительно заключила Аннабель Ли, пожимая ему руку.
Не то чтобы Унаи не хотелось чувствовать рядом ее руку, губы и все такое, но она застала его врасплох, и он отшатнулся, как будто его ударило током. Его реакция ей не понравилась, очень не понравилась.
– Что, между нами что-то изменилось?
– Э-э… Ана Белен…
– Аннабель Ли, – поправила она. – Я – Аннабель Ли.
– Аннабель Ли, с точки зрения здравого смысла я только что с тобой познакомился; не то чтобы ты мне не нравилась, конечно же, это не так, – забормотал он – и даже вспотел, не в силах поверить, что произнес эту фразу; ему показалось, что мозг его будто бы стал прозрачен.
– Значит, я ошибалась все эти долгие одиннадцать лет, – сказала Аннабель так, словно ей уже исполнилось сто, и одиннадцать лет – семьдесят процентов их жизни – означали для нее меньше, чем дуновение ветра.
Она была странной девушкой, слишком много воображения для практического ума Унаи. И все же невозможно было перестать от нее зависеть.
– Хота, ты нравишься Хоте, – без раздумий выпалил Унаи, вскакивая с матраса, полного искушений. – А Хота – мой лучший друг, к тому же у него отец умирает от рака. У него и так крыша поехала на Сан-Пруденсио, когда он ввязался в драку, и его убили бы, если б Лучо, Асьер и я не прибежали на помощь; но с тех пор он бухает по пятницам, что очень нас просто бесит. Плохи его дела, совсем плохи. И отец у него был, то есть он и сейчас такой же, – поправил себя Унаи, – в общем, отец очень строгий, а мать ничего об этом не знает, но мы прикрыли его как могли и записались все вместе в эту кантабрийскую деревню, чтобы вчетвером как-то его контролировать и чтобы он немного передохнул от своих больниц, а ты ему понравилась сразу, как только он увидел тебя в поезде, и я не могу его обойти, понимаешь?
Унаи тут же пожалел об этом. Какой промах, какой недостаток лояльности и осмотрительности по отношению к лучшему другу!.. Полное дерьмо, короче. Как будто мало было Хоте всего того, что с ним случилось. Он тоже все это пережил, но его спас дед. А у Хоты нет такого деда, как у Унаи. У него есть дядя, который прессует его за оценки, и мать, которая, как он
