сказал Сауль, положив руку на его острое плечо: парнишка был мелким, тщедушным, совсем еще ребенок. Птенчик, молоко на губах не обсохло. – Видишь ли, мой отец умер от рака, оставил нас со старшей сестрой, мы были еще совсем детьми, и…
– Я не хочу быть архитектором, – перебил его Хота, не в силах сдержаться. – Отец умирает, а я думаю только о том, что не хочу быть архитектором. А этот эгоист требует, чтобы, пока он жив, я пообещал ему, что стану архитектором. Блин, не хочу тратить пять лет жизни на чертежи, макеты и подрамники. Когда он умрет, дядя Хулиан собирается стать моим вторым отцом; он заставит меня поступить на архитектуру. Они уже обо всем договорились, я как-то подслушивал их в коридоре. Они говорят обо мне так, будто я их проект…
Сауль внимательно слушал. История была ему знакома: нечто подобное когда-то происходило и в его жизни.
– Видишь ли, Хосе Хавьер…
– Хота. Хосе Хавьер – мой отец, а я Хота, только первая буква от имени. Остальное я должен еще заслужить, понимаешь?
– Конечно, Хота. Ты молодец, – заметил Сауль. Он сочувствовал мальчику, которым некогда был сам: отец-абьюзер, будущее, небрежно начерченное чужими руками, ужасный комплекс из-за то, что ничего не добился в жизни… – Моя сестра заведует отделением эндокринологии в больнице Вальдесилья в Сантандере. У нее есть контакты, как у нас, так и за рубежом. Она разъезжает по всяким международным конгрессам и узнаёт все самое свежее, в том числе и в области онкологии. Можно сделать вот что: если твоей семье нужно мнение еще одного специалиста, я могу подергать за нужные нити, и твоего отца осмотрят лучшие врачи. Достать бы деньги…
– Не, бабок точно не надо, – отрезал Хота. Он терпеть не мог говорить о деньгах. Все знали, что семья у него небедная, хотя ему казалось, что это не его привилегия. – Поговорю об этом с мамой и дядей. Большое спасибо, Сауль. За поддержку и все такое. Мы только что познакомились, а ты…
– Мне предстоит заботиться о вас три недели. Что угодно, Хота. Что угодно. Если ты не в форме, или вдруг депресняк, или в какой-то момент тебе не захочется идти в деревню и строить хижины… не воспринимай это как обязаловку. Это другое. В большей степени развлечение, чем работа, понимаешь?
– Ладно. Скажи, где в этом городе телефон, а то поздно будет звонить в Чагорричу.
– Знаешь, как мы поступим? – Он протянул Хоте ключи. – Умеешь водить?
– Да, но водительские права…
– На этой дороге в такое время никого нет. Поедем в Сантильяна-дель-Мар, заодно немного развеешься. Сегодня за рулем ты, – сказал Сауль с той улыбкой, которая, как он знал, неизменно производила впечатление на его студентов. Ему не нужно было даже подмигивать: подобные ужимки он хранил для особых случаев.
Водить Хота обожал: за рулем он чувствовал, что на этот раз сам распоряжается крошечной частью своего существования, своей повседневной жизнью. На его лице мелькнула улыбка. И когда мать рассказала, как тяжело отец реагирует на процедуры, ее слова ранили его чуть меньше, чем в предыдущие
