он руками.
Людей в клубе почти нет. Несколько пар за столиками и человек десять танцуют.
– Пошли танцевать! Подуркуем, как обычно? Врежем рок в этой дыре, детка? – подскакивает Рыжий, подмигивая мне.
Я оглядываюсь на Кирилла.
– Он не может. Он вчера на работе получил производственную травму! – отвечает за него Яря.
Вопросительно смотрю на Кирилла.
– Да просто связки немного растянул, – переводит тот. – Теперь, видимо, моя очередь, – смеется он. – Ты иди, я здесь посижу, полюбуюсь на вас.
– Не скучай, – целую я его и иду за Рыжим.
– Ну рассказывай, – нетерпеливо начинает он, обнимая меня за талию.
– Что? – канаю я под дурочку и кладу ему руки на плечи.
– Все рассказывай! Как он тебе сказал…
– По-моему, здесь неподходящее место для такого разговора, – прерываю я его.
– Почему? Медленная музыка, полумрак…
– И лишние уши, – добавляю я.
– Хорошо, – сдается он, – как-нибудь дома расскажешь в подробностях, – шепчет мне он на ухо заговорщически.
– Слушай, а может без обнимулек?
– Чего?
– Просто не уверена пока, как Кирилл к этому отнесется.
– И это вызывает ваши опасения, мадемуазель?
– А не должно? За тебя вообще-то волнуюсь.
– В смысле?
– А не то, гляди, поймает – пополам переломает, – хихикаю я.
– Не смеши меня! Это после всего, что Я для него сделал? – хмыкает Рыжий.
– Ну ты наглый.
– А тебе, я смотрю, хотелось бы, че ли? – приподнимает он бровь, удивленно глядя на меня. – Ну ты, блин, кровожадный и беспощадный, мой злой разбойник Бармалей? – принимается он закручивать меня и, подхватив, прижимает к себе.
– А то! Я такая Муха-цокотуха, – смеюсь я.
– Ты еще драку давай спровоцируй!
– А это мысль! Я же не видела, как он умеет драться. Только с ваших рассказов, Ганс Христиан, – прыскаю я.
– И не советую тебе на это смотреть, – усмехается Яря.
– А почему я должна верить тебе на слово? Мне интересно вообще-то, тем более раз там даже Голливуд впечатлился.
– Так, Кириллу ни слова, ты обещала!!! – приподнимает он палец, выразительно хмурясь.
– Помню-помню, узбагойся. Ты ж знаешь, я боевики не смотрю почти что. Это ты там фанатеешь, махачист. Вот допрыгаешься однажды! А как же я в и́нстике одна буду, без моего любимого оруженосца, телохранителя, Опекуна и наставника? – приподнимаю я бровь, выразительно глядя на Рыжего.
– И нашей «специфической любви», моя бэйба? – подмигивает он мне, потом подхватывает и начинает кружить.
– Ай, пусти меня, балбес, я же высоты боюсь! – верещу я. – Нет, все-таки придется довести до сведения моего жениха ваше недостойное поведение, месье д’Артаньян! – вырываюсь,
