Но если поразмыслить, нас вообще ничего не связывает, просто так получилось случайно. И кто мы? Случайники? Чайники, ха-ха. Вот я загоняюсь.
Вообще-то люди изобрели слова, чтобы быстро и коротко объяснять сложные штуки. Скажешь «это друг» – и все сразу поймут: ага, свой, еду прятать не надо. А насколько он друг и почему – какая разница. Не чужой. Точка. Вот мы кто – не чужие. Нечужие – слитно. Да…
Понял, что спал, когда проснулся. Собака разбудила: залаяла в пустошах, судя по звуку, по ту сторону Керамики. Но, сколько я ни прислушивался, напряжённо пялясь в темноту, лай не повторился. Ничего. И не было ничего, не могло быть. Померещилось из-за Жекиного беспокойства на старых путях.
Похоже, я становлюсь слишком впечатлительным. Внушаемым. Давно никому не позволял залезать к себе в голову, научился не вестись на заскоки других. Потому что мать там знатно всё передвинула, в моей голове, и двигала, пока я не понял, что её бесконечные задушевные беседы, добренькие проповеди и слёзы – враньё. Неплохой способ на всё забить, сложив ладошки на груди, типа «каждому по вере, ничего не знаю, бог подаст».
Я заворочался, пытаясь вспомнить, как выглядела мать. Пятна, серые пятна, белые пятна, цветные пятна. Мой личный пустырь. Здесь приходится помнить только то, чего не имел, но мечтал иметь. Например, нормальную жизнь вместо бесконечных поучений. Поучениями не наешься.
И всё-таки – лаяла собака или нет?
Когда я выбрался наружу, к сухому ветру и погасшему костру, Жека стоял на носу баржи. Его длинный прямой силуэт был отчётливо виден в предутренней синеве, его тревожность считывалась неведомым органом – так я мог бы почуять запах. Но это другое, не объяснить. Я просто знал, что Жека бдит. Как знал, что он смотрит в сторону Керамики. А ещё видел быструю тень Девчонки – она показалась возле Жеки, замерла ненадолго и скользнула в сторону наших спальных отсеков. Она не должна меня заметить! Без всяких «зачем» и «почему» я нырнул носом в пол, спрятался за невысоким бортиком ограждения и подумал: неужели у них тайное свидание? У Жеки с Девчонкой? Да ну, невозможно, скорее небо снова станет голубым. Полный бред!
Горюх выстроил башню из жестяных банок с газировкой и сшиб её детским пляжным мячом. Так себе идея: мяч слишком лёгкий, но у Горюха неплохо получилось. Тыдыщ! Банки посыпались в разные стороны и раскатились по плиточному полу супермаркета.
– Круто! – восхитился Мишка.
Горюх ухмыльнулся и перевёл взгляд на Жеку:
– Где вас носит? С утра здесь торчу, задолбался уже.
– Вернулся? – У Жеки талант делать унылое лицо.
– Как видишь. Привет, Кухня.
Я кивнул, раздумывая, какое чувство сильнее – радость или раздражение. Горюх реально крутой, но иногда начинает юморить, и от этого хочется выбить ему пару зубов. Только я не рискнул бы. Он хоть невысокий, но кряжистый, будто квадратный, и кулаками пользоваться умеет на пять с плюсом. Морда бандитская этот Горюх. Я не думал, что мы снова встретимся, что он вернётся,
