что в действительности я так не думаю.
– Ты так не думаешь? – медленно переспросил я.
– Я не знаю. Ты услышал обо всем этом от посторонних, как я и хотела. Теперь я покажу тебе все изнутри. Просто я думаю, что Бренда – не такой человек, я это чувствую; она не такой человек, который когда-либо сделает то, что может навлечь на нее опасность. Она слишком о себе заботится.
– А как насчет этого молодого человека? Лоренса Брауна?
– Лоренс – совершеннейший кролик. У него не хватит смелости.
– Интересно.
– Да, мы ничего не знаем, правда? Я хочу сказать, что люди способны ужасно удивлять. Человек вбивает себе в голову представление о другом человеке, но иногда оно совершенно неверное. Не всегда, но иногда. Но все равно, Бренда… – София покачала головой. – Она всегда поступала в соответствии со своим характером. Она принадлежит к тому типу, который я называю «гаремным». Любит сидеть и поедать конфеты, носить красивую одежду и украшения, читать дешевые романы и ходить в кино. Странно это говорить, если вспомнить, что дедушке было восемьдесят семь лет, но она была в восторге от него. Он обладал силой, знаешь ли. Могу себе представить, что он умел заставить женщину почувствовать себя… королевой, наложницей султана! Я думаю, и всегда так думала, что дедушка заставлял Бренду почувствовать себя волнующей, романтичной личностью. Он всю жизнь очень умно вел себя с женщинами, а это в некотором роде искусство; такое не растеряешь, каким бы старым ты ни был.
Я на время ушел от проблемы Бренды и вернулся к фразе Софии, которая меня встревожила.
– Почему ты сказала, что боишься?
София слегка вздрогнула и сжала руки.
– Потому что это правда, – тихо ответила она. – Мне очень важно, Чарльз, заставить тебя понять это. Понимаешь, мы очень странная семья… В нас много жестокости, различных типов жестокости. Вот что так тревожит. Различных типов.
Должно быть, она увидела непонимание на моем лице и очень энергично продолжила:
– Я постараюсь объяснить, что имею в виду. Дедушка, например… Один раз, когда он рассказывал нам о своем детстве в Смирне, то упомянул – довольно небрежно, – что заколол двух человек. Там была какая-то стычка, кто-то нанес непростительное оскорбление, я не знаю, но он считал свой поступок совершенно естественным. Дедушка практически забыл об этом. Но почему-то слышать, как он мимоходом упомянул об этом, было так странно здесь, в Англии…
Я кивнул.
– Это один тип жестокости, – продолжала София. – А потом была еще моя бабушка. Я ее едва помню, но много слышала о ней. Думаю, она могла быть жестокой, и причина ее жестокости – отсутствие какого-либо воображения. Все эти предки, которые охотились на лис, и старые генералы, призывающие: «Стреляйте в них»… Они так праведны и высокомерны, и ничуть не боятся брать на себя ответственность в вопросах жизни и смерти.
– Не слишком ли это далеко идущие выводы?
– Да, наверное,
