похожа на Бренду, правда? – спросила Магда. – Знаете, я об этом никогда не думала. Это очень интересно. Следует ли мне указать на это старшему инспектору?
Мужчина за письменным столом еле заметно нахмурился.
– Тебе нет никакой необходимости, Магда, – сказал он, – вообще с ним встречаться. Я могу рассказать ему все, что он пожелает узнать.
– Не встречаться с ним? – Она повысила голос. – Но я непременно должна его увидеть! Дорогой, дорогой, у тебя совершенно нет воображения! Ты не понимаешь важности деталей. Он захочет точно знать, как и когда все произошло, все эти мелочи, которые мы заметили и которые в то время нас удивили…
– Мама, – сказала София, появляясь из распахнутой двери, – ты не должна выкладывать старшему инспектору всю эту кучу лжи.
– София, дорогая…
– Я знаю, драгоценная, что ты уже все подготовила и готова сыграть самую красивую роль. Но ты все понимаешь неправильно. Совершенно неправильно.
– Чепуха. Ты не знаешь…
– Я знаю. Тебе следует играть это совершенно иначе, дорогая. Быть подавленной, неразговорчивой, утаивать все, что можно, осторожничать, чтобы не навредить семье.
Лицо Магды Леонидис стало озадаченно-наивным, как у ребенка.
– Дорогая, – сказала она, – ты действительно думаешь…
– Да, думаю. Сыграй это. Вот я о чем.
Слабая, довольная улыбка появилась на лице матери, а София прибавила:
– Я сварила тебе шоколад. Он в гостиной.
– О, хорошо, умираю с голоду. – Она задержалась в дверном проеме и сказала, обращаясь то ли ко мне, то ли к книжной полке у меня за спиной: – Вы не знаете, как чудесно иметь дочь!
И после этой заключительной реплики миссис Леонидис вышла.
– Одному Богу известно, что она наговорит полицейским! – сказала мисс де Хевиленд.
– С ней все будет в порядке, – ответила София.
– Она может сказать все что угодно.
– Не волнуйся, – заверила ее София. – Она будет играть так, как укажет режиссер. А режиссер – это я!
Она вышла вслед за матерью, потом оглянулась и сообщила:
– К тебе пришел старший инспектор Тавернер, отец. Ты не возражаешь, если Чарльз останется здесь?
Мне показалось, что на лице Филиппа Леонидиса отразилось легкое недоумение. Еще бы! Но его привычка ничем не интересоваться сыграла мне на руку. Он пробормотал неуверенно:
– О, разумеется, разумеется.
Вошел старший инспектор Тавернер – солидный, надежный – быстрой деловитой походкой, которая почему-то успокаивала. «Просто маленькая неприятность, – казалось, говорил его вид, – а потом мы покинем этот дом навсегда, и сам я буду очень этому рад; мы не хотим здесь задерживаться, могу вас заверить…» Не знаю,
