прибились к какой-то банде, называвшей себя Красной армией, вырвались из Польши, где русских без разбора прибивали к воротам панских хуторов или, отрезая веки, приколачивали вместо распятий на перекрёстках дорог, предварительно сломав ноги. Изобретательны были эти паны, триста лет тренировавшиеся на хохлах из Украины.
В госпитале лежал Лаврентий, когда в полк нагрянул главный комиссар с китайцами. Построил всех, кто ещё стоять мог, и расстрелял каждого десятого. Потом и в госпиталь пожаловал врачей и раненых расстреливать, видно, не хватило ему, жиду проклятому, русской кровушки. Спасли Лаврентия, сказали, что не их, а только что прибился. Но те глаза, чёрные, как ствол пистолета, долго снились. Не трусливый человек Лаврентий, а тут от ужаса среди ночи, как приходили эти глаза-пистолеты, с криком просыпался.
В двадцать четвёртом, уже в родной станице, стали пропадать его сослуживцы по Красной гвардии, то одного заберут бывшие красноармейцы, а ныне поселённые в казачьих дворах. И вечно они всем недовольные были, то земля не такая, то мало её. Работать не любили, вот и урожай не как у казаков. Не стал Лаврентий ждать, ушёл через горы в Грузию. Нанялся отару пасти. Пятнадцать лет как один день пролетели, и вот всё одно – нашли. Ничего хорошего от власти этой, расстреливающей своих бойцов за то, что три месяца перестала их кормить и припас воинский подкидывать, он не ждал. Однако убивать вестников этой власти не стал, выслушать их решил. Во всяком случае, грузины страдать не будут, плохого от них он тоже не видел. Не по-христиански за чужие грехи невинным страдать. Хотя и грехов за собой и не помнил, но власть подлючая найдёт!
Подремать на солнышке или вещички собрать на всякий случай? Решил подремать вольным пока. Слышал, как кони подошли, как спешивались.
– Товарищ Волик!
«Эх-ма, товарищ! Не гражданин, и то ладно».
– Да, слушаю вас внимательно, товарищи.
– Не могли бы вы глаз открыть и выслушать немного?
«Чекисты, грузины, руки не крутят. Ладно, живите пока».
– Хорошо, что за дело ко мне?
– Товарищ Волик, вас настоятельно просят проследовать в Республиканское управление НКВД.
– Зачем?
– Не могу знать, на месте всё расскажут.
Однако на месте без объяснений затолкали в самолёт, но вежливо, и винтовку не отобрали, а только попросили упаковать в парусину и свёрток опечатали. Ещё дали фанерный ящик с продуктами и кувшин с вином. Вот это да! Так, с мандаринами прилетел в зиму. Охраняли и кормили как царскую особу. Без разносолов, но сытно и сколько хочешь.
Одна закавыка – лыжи. Утром выдали какие-то палки, пригласили на пробежку. Говорю: «Ребята, я, конечно, в книжках читал, но сам первый раз в жизни лыжи вижу». – «Ничего, – говорят, – научим». Когда Барму привезли, я уже по три километра по утрам пробегал.
Зараставшего по самые глаза жёсткой щетиной Барму нашли у золотоискателей. Он уже отсидел в лагере на Соловках, но в двадцать пятом
