и крепнут, э-гей! Вверх, вверх, вверх, за одну ночь!
«Бедное дерево, – охает сын фермера и срывает единственный плод манго. – Удивительно, что ты вообще зацвело».
На следующее утро на дереве уже три манго: за, за, за!
«Ты никогда не сможешь приносить столько плодов, чтобы мы могли продавать их», – говорит сын фермера.
Вверх, вверх, ночью наше дерево тянется ввысь. Ветви отбрасывают длинную густую тень. Мальчик смотрит, и его колени дрожат: ди-дун, ди-дун.
«Это всего лишь мое маленькое деревце, – говорит он. – Без меня оно бы умерло».
На следующее утро на дереве уже двадцать манго.
Крак! Крак! Сын фермера рубит ветки.
«Это для его же блага, – шепчет он. – Мое дерево не вынесет такой тяжести».
Но дерево продолжает расти: гун-гун, гун-гун.
«Я пересажу его в горшок поменьше», – говорит мальчик.
Корни дерева прорастают из крошечного глиняного горшка и зарываются глубоко в землю.
«Я перестану его поливать», – говорит сын фермера.
Но дерево теперь умеет цвести само по себе.
Мальчик рубит ветки – крак! крак! – но дерево продолжает расти, гун-гун, гун-гун.
Ветви заполняют комнату мальчика! Он дрожит в тени дерева!
Эх, эх, соседи почуяли аромат манго. Они пришли посмотреть на дерево: «Эгей! Что за диво! Такими плодами можно прокормить всю деревню!»
Крак! Крак! Мальчик срубает дерево целиком.
Хш-ш! Он сжигает ветви.
«Соседи ошибались! – кричит он, глядя, как рвется к небу пламя. – Дерево никогда не принесло бы пользы, если бы не я».
Как мирно он теперь спит, эш-ш, эш-ш. Нет больше ветвей. Нет больше тени. Но запах…
Неужели это запах манго?..
Может, нам только кажется, ха-ха!
А может, семя выжило в огне. Вш-ш-ш, оно летит, подхваченное ветром, летит туда, где мальчик его не найдет. Семя пускает корни. Дети прячутся в тени дерева.
Имя мальчика теперь забыто.
Эгей, мой сказ закончен!
В самом конце мой голос охрип. Когда я убрала руку с щеки Мбали, жрица дрожала. Я в замешательстве проследила за ее взглядом…
И обнаружила, что император Аритсара смотрит на меня с холодной, леденящей ненавистью. Мбали притянула меня за плечи в попытке защитить. Неясное напряжение пульсировало в комнате: мужчины и женщины обменивались многозначительными взглядами, будто разговаривая без слов. Рты их оставались закрытыми, но в воздухе разносились мысли, и мне казалось, что я слышу шелест листьев над головой.
– Не имеет значения, хочет ли она убить Дайо, – наконец произнесла Навуси вслух. – Если маленькое отродье унаследовало силу той женщины, то девчонка опаснее наемного убийцы.
– У нее нет никакой силы, – настаивал Олугбаде. – Как и у ее матери. Эта женщина – всего лишь самозванка. И слышать ничего
