Алексеевича от всех существующих в нём эманаций Евпсихия Алексеевича, а когда сознание вернулось, то он обнаружил себя на больничной каталке, на которой обычно перевозят тяжело больных. «Где же это я? – оклемавшись от боли, пригляделся к своим новым обстоятельствам Евпсихий Алексеевич, и не нашёл их утешительными. – А везут-то меня куда?..»
Перед ним тянулась ослепительно белая галерея, прерывисто захлёстываемая надрывным тугим звоном и мгновенно исчезающими трещинами, как будто снаружи кто-то изо всех сил лупил по стенам галереи кувалдой. С двух сторон выравнивались ряды причудливых факелов, язычки огня которых пребывали в издевательской неподвижности прожорливых иероглифов. Тележку с Евпсихием Алексеевичем подталкивали два огромных крысиноносых санитара в потрёпанных белых халатах, безнадёжно заляпанных желтизной, и с папиросками в зубах. Рядом шествовал высокий сутуловатый субъект в сверкающе-белоснежном докторском халате, из-под которого выглядывали голые ноги с коленями, вывернутыми назад; но несмотря на столь тягостный изъян, субъект шествовал уверенно, отстреливаясь от всякой кажущейся напасти зрачками прокопчённого цвета, и виртуозно поигрывая длинной тростью. Менторским тоном субъект рассказывал Евпсихию Алексеевичу о физиологических и ментальных страданиях, которые испытывает алкоголик при белой горячке. Санитары угодливо поддакивали и подхихикивали начальнику, на Евпсихия же Алексеевича поглядывали ласково, но с требованием учитывать возможную травмоопасность, если что-то пойдёт не так.
– Где это я? – спросил Евпсихий Алексеевич, рискнув приподняться, но тут же оказался приторможён мощной ладонью одного из санитаров, с вытатуированным на костяшках пальцев именем Уфир.
– Подзаглохни, дядя! – услышал Евпсихий Алексеевич в свой адрес гугнивый басок другого санитара. – Лучше послушай, чему тебя умный человек научит, да на ус мотай.
– Отчего же, пускай и поговорит, ему сейчас непросто в эмоциональном плане. – разрешил сутуловатый субъект, постукивая тросточкой по темечку Евпсихия Алексеевича. – Лишь бы не шалил, а болтать у нас не запрещено.
– Где же это я? – повторил вопрос Евпсихий Алексеевич. – И вы тут кто будете?..
– Вам официально представиться или чисто по-свойски?.. Впрочем, что вам до официальных документов, если вы и самому себе не очень-то верите?
«Евпсихий Алексеевич, вы меня слышите?» – вдруг в голову нашего путешественника проник страдальческий голос Анны Ильиничны.
– А? – встрепенулся Евпсихий Алексеевич.
«Евпсихий Алексеевич, я так перетрусила за вас. – быстренько зашушукала Анна Ильинична. – Ведь вы, когда в бессознательное состояние провалились, то успели крикнуть очень странную фразу: да пошла ты!.. Прямо так и крикнули неистово, а я понять не могла, мне вы это крикнули или кому другому, кого увидели в своём бессознательном?.. А может быть, мне это послышалось?.. Но я так перетрусила, Евпсихий Алексеевич, если бы
