Перов ушел, Суворов озабоченно произнес:
– Как же я так обманулся в ней?
– Не знаю, господин Василий. Идите и подумайте хорошенько. Мне тоже надо обдумать кое-что.
Едва Суворов закрыл за собой дверь, Хольмст достал из ящика стола маникюрный набор, состоящий из пилки, фетровой подушки, ножниц, пары пушеров, и принялся обтачивать ногти и размышлять: «Вот как! Не зря я чувствовал неладное в отношении этой дамочки. Уж больно гладко, как рыбка по течению, приплыла она в руки. А Перов? Перов… Так ли он надежен, чтобы безоговорочно верить его словам? Что, если врет не Казутина, а Перов? Казутина впервые переступила порог нашей организации сегодня. Предательство произошло раньше. Значит, предатель уже существовал в рядах организации. Выходит, он и привел накануне операции Казутину в «Братство» как подкрепление?.. Тогда… предатель – Суворов? Она его протеже? Любопытный спектакль господа разыграли. А что, если Перов?.. Перов – красный, Казутина тоже – красная, какой ему смысл сдавать своих? Но если он – красный, а она – нет, тогда подставить ее в самый раз! Хотя, будь Перов на стороне красных, он давно убрал бы жену и дочь из-под удара, а не бегал бы к ним ночью. Верный способ – отправить семью куда подальше, чтоб мы, в случае чего, их не достали. Почему он этого не сделал? Может, время еще не пришло? Эх, есть вариант раз и навсегда решить вопрос – нанять хунхузов и избавиться от всех троих одним махом, еще до начала операции. Но… но мы пойдем другим, более рациональным путем, – откинул рукой волосы со лба Хольмст, – мы подойдем к делу творчески. Представление, господа, начинается! Занавес подан, и поздно менять музыкантов за пюпитрами. Они должны исполнить каждый свою партию до конца, а затем погасить по одному свечки и уйти, как э-э… в 45-й симфонии у Гайдна. Гениально». Александр Артурович происходил из дворян, был обучен игре на фортепиано, танцам, иностранным языкам и любил проводить замысловатые аналогии.
Василий Суворов через сорок минут должен был встретиться с Григорием Перовым для проведения завершающего инструктажа по обучению диверсионному делу. Но прежде он собирался привести в порядок свою голову. Вернее, мысли. А точнее – жизненные ощущения, которые пошатнулись после казуса с Казутиной. Будучи человеком пылким по природе, он не утруждался утомительным анализом происходящих процессов. Пустое дело. Даже в эти суровые времена Суворов воспринимал жизнь – с легкостью, победы – с восторгом, а неудачи – без печали. Внешне, особенно когда молчал, он казался человеком сдержанным и справлялся с эмоциями. Однако то, что случилось с Казутиной, пожалуй, впервые повергло его… в раздумья, едва не выбив из седла. Никогда еще Василий не знал чувств, которые с некоторых пор стал испытывать к баронессе Казутиной. Ему сейчас очень хотелось набить морду штабсу Хольмсту, который всегда напоминал ему престарелую гимназистку в усах. Хотя такого даже бить как-то не с руки, разве что выпороть. Зато уж господина-товарища Перова однозначно стоило пристрелить, ей-богу! Ведь тот посмел усомниться в благонадежности этой безупречно красивой дамы. Она никак не могла быть предательницей. Перов скорее всего ошибался, дурак и сволочь! И
