было все равно, увлечется ею Аполлон или нет – бог музыки не смог бы ее добиться.
– Ты знаешь, что я буду осторожна, – сказала она. – Кроме того, неужели ты думаешь, что Аполлон осмелится связаться с той, что принадлежит тебе?
Аид поджал губы и протянул ей руку.
– Иди сюда, – он сел на кресло перед камином.
Она подчинилась, словно его слова были магнитом, а она – сталью. На ее пальцах сомкнулись пальцы Аида, и он усадил ее на себя так, что ее колени оказались по бокам от его бедер. Изгибы ее тела слились с его крепким туловищем. Она смотрела в его темные глаза, пока он говорил:
– Ты не понимаешь смысла божественности. Я не смогу защитить тебя от другого бога. Если ты вступишь с кем-то в противостояние, тебе придется победить самой.
Уверенность Персефоны пошатнулась. Существовало множество правил, связывающих богов – обещания, контракты, услуги, – и все они имели кое-что общее.
Они были нерушимы.
– Ты говоришь, что не вступишься за меня?
Аид вздохнул и провел пальцем по ее щеке:
– Дорогая, ради тебя я бы спалил весь этот мир.
Бог поцеловал ее так неистово и безжалостно, что у нее заныли губы. Лишив ее способности дышать, он отстранился, и его ладони так крепко прижались к ее коже, что он словно схватил ее за кости.
– Умоляю тебя – не пиши о боге музыки.
Персефона обнаружила, что кивает, завороженная таким ранимым взглядом темных глаз Аида. Он не доходил до такой степени отчаяния, даже когда пытался запретить ей писать о себе.
– А как же Сивилла? – произнесла она. – Если я не разоблачу его, кто ей поможет?
Взгляд Аида смягчился:
– Ты не можешь спасти всех, моя дорогая.
– Я не пытаюсь спасти всех – только тех, кто пострадал от богов.
Аид всмотрелся в нее долгим взглядом, а потом убрал с ее лица прядь волос:
– Этот мир тебя не заслуживает.
– Заслуживает, – ответила она. – Все заслуживают сострадания, Аид. Даже в смерти.
– Но ты говоришь не о сострадании. – Он провел большим пальцем по ее щеке. – Ты надеешься спасти смертных от наказания богов. Это так же несбыточно, как обещать вернуть мертвых к жизни.
– Только потому, что ты так считаешь, – возразила она.
Аид отвел взгляд, стиснув челюсти. Персефона явно задела чувствительную струну. От осознания вины у нее все внутри перевернулось. Она знала, что поступила нечестно. В подземном царстве были свои правила и равновесие сил, которые она не совсем понимала.
Она задела его, сама того не желая, но ей так хотелось все изменить. Богиня потянулась к нему, чтобы он снова взглянул на нее.
– Я не буду писать об Аполлоне, – сказала она.
Он слегка расслабился, но выражение его лица по-прежнему было непроницаемым.
– Я знаю, что ты стремишься к справедливости, но, прошу, поверь мне на слово.
– Я тебе верю.
