и одевая купальники, но даже это не омрачило их отпуска. Помнила, что бабушка почти не купалась. Она сидела на берегу в большой белой шляпе и с нежностью смотрела на резвившихся в морских волнах внучку и дочь. Потом наставал черед мороженого и вареной кукурузы. Днем они купались и загорали, ходили обедать в кафе, а вечером гуляли по побережью, и бабушка покупала ей кучу безделушек, которые на каждом шагу продавали предприимчивые торговцы. Они ходили на разноцветный музыкальный фонтан и в местный парк аттракционов, где Алекс залезла-таки на чертово колесо, а еще ездили на экскурсию на водопады. Они ехали по горам и ухабам в открытом кузове грузовика вместе с еще дюжиной туристов, подпрыгивали через каждые несколько секунд, падали друг на друга и заливисто смеялись.
Помнила, как ходили по магазинам, когда Алекс вырастала из прошлогодней куртки или ей просто было нужно немного обновить гардероб. Бабушка никогда не возражала, когда внучка выбирала черные джинсы, майки и платья. Обычно ворчала только мама. Алекс же по-взрослому сдержанно стояла на своем. Даже самым близким людям девочка не могла объяснить, почему ей не угодили все остальные цвета. Это началось в двенадцать лет. В это время до их тихого городишки дошли новомодные веяния, которые на самом деле были стары, если не как мир, то как целое поколение, точно. Из журналов для девочек-подростков Алекс узнала не только о гаданиях на картах, но и о рок-группах. Вскоре клипы некоторых из них начали крутить по телевизору, и Александрина купила свои первые кассеты с записями уже ставших любимыми групп. Став старше, она переслушала много всякой музыки, но эти две команды неизменно оставались в ее плей-листе. Слушая их, она покорно предавалась ностальгии по самому лучшему времени, которое так быстро от нас уходит. Тогда же, в шестнадцать лет, голоса вокалистов затрагивали в ней какие-то потаенные струны, о которых она и не подозревала. Она не понимала, о чем они поют, но это было не важно. По мелодиям и интонациям и так было ясно, что песни их о щемящей грусти и прекрасной любви, о несправедливости жизни и попытке не потерять себя в жестоком взрослом мире.
Алекс частенько запиралась в своей комнате, стены которой теперь были увешаны плакатами новоиспеченных кумиров, включала музыку и ложилась на кровать. Комнату заполняли нежные сумерки, и их дымка размывала серое однообразие будней. Девушка закрывала глаза и вслушивалась в голоса, отдававшиеся в душе острой, ничем не объяснимой болью. Слезы прокладывали дорожки по пылавшим вискам. Она могла лежать так часами. А потом резко успокаивалась и, чувствуя себя опустошенной, но в то же время как никогда чистой, лишенной всего искусственного и напускного, принималась за уроки или домашние дела.
Скорее всего, в подражание своим кумирам Александрина и выбрала для себя черный цвет. Она любила в себе эти порывы грусти. Ей казалось, они, очищая, делают ее лучше;
