люминесцентные трубки рассыпались, как стержни гигантских ручек. Затем банда обрушила несколько стеллажей. Те рухнули друг на друга, перекрыв перед Артёмом проход. За завалом сильно пахло скисшим, горьким и бумажно-мокрым: молоко в картонных пачках. Было. По полу сеялась истоптанная, сохранившая отпечатки кроссовок мука. На удивление, в соседнем отделе вполне себе чинно стояли ряды никем не разобранных специй и пряностей. Даже масло. Длинный пачкаться в нём не хотел – или просмотрел эти полки.
– Оливковое, горчичное, подсолнечное, – оценила Варя. – Кукурузное. И масло авокадо, гляди-ка. Берём?
– Почему бы и нет. И перец можно, молотый. Сушёную зелень ещё, для готовки. Я пока тут поставлю корзинку, – сказал Артём. – Потом вернёмся. Грузи добро, разбойница…
Варя фыркнула.
– Я не имею в виду, что ты чем-то похожа на них. Это же наша вчерашняя шутка…
– На этих невозможно походить, – сказала Варя. – И я не обижаюсь, вот ещё. Ты, Тёмка, просто… преувеличиваешь, сильно. Мою решимость и безбашенность, крутость. Что там ещё есть у разбойников?
– Ножики. И дубинки.
– У Сашки нож. Но выглядит мечом.
– Он – рыцарь.
– Точно!
Артём наклонился и поставил корзину на пол.
– Схожу за ещё одной, – сказал он.
К этому маслу салат бы. Из овощей, с грядки.
Варя кивнула.
Высокие магазинные окна, сплошь грязные от дождей и пыльцы, бросали тусклый свет на плиты пола границей. Дальше шёл полумрак, пока ещё мягко рассеиваясь. Вонь холодильников приросла остротой и тошнотворной гнилостностью. Всё, бывшее замороженным, благополучно и смрадно расквасилось, всё, бывшее охлаждённым, разложилось могильно и мерзко. И… Следует честно признать: это оказалось той сферой, восстановить которую не получилось. Не гниль искоренить, чёрт с ней, с гнилью. А вновь воскресить электричество. Ты должен был быть, некий умник в очках, ты должен был, заучка в глупом свитере, взмахнуть гроздью медалей и грамот, придумать, сделать, запустить, перепаять – но не нашёлся. Артём потоптался у светлой границы, шагнул. Варя последовала за ним. Артём, не оборачиваясь, знал, что она зажимает сейчас нос и рот.
– Подожди меня на свету. Не ходи.
– Не могу. Вдруг там плохое, а я тебя оставлю, Тёмка…
Под ногами хрустнули подушечки и шарики – распотрошённый кем-то сухой готовый завтрак.
Артём достал из кармана фонарик. Голубовато-белый бледный луч ударил в хаотично тронутые жадными руками полки. Артём зашарил руками, поднял белую пыль, закашлялся: из прорвавшихся пакетов с хлопьями сыпалось. Варя положила в корзину сырный попкорн и несколько найденных целых пачек овсянки. Расположенный рядом консервный отдел поприветствовал их запустением. Вонь холодильников в данном случае не могла помешать:
