игру, пожал ему руку и перешел к соседнему столику.
Я узнал Вовку, окликнул, подошёл к нему. Мы оба обрадовались встрече, обнялись и разговорились. Вовка рассказал мне о своей жизни.
– Знаешь, в тот день, когда я увидел тебя с шахматами, родители собирались «на дело» – винный ларек грабить, а я должен был стоять на стрёме, но заигрался и опоздал.
Отец тогда избил меня сильно. До сих пор его ненавижу. Меня в детдом определили. Там прозвали Маугли – старшие били часто, но я только рычал и кусался, а затем разговаривать перестал. Меня психиатру показывали, лечить пытались, потом рукой махнули и забыли. А я говорить ни с кем не хотел, так проще жить было. Да и какой спрос с немого?
Знаешь, я даже о самоубийстве тогда подумывал. Мне врач таблетки успокоительные давал, только я ухитрился их не глотать и накопил штук двадцать. Вот, думаю, проглочу их разом, засну, и никто горевать обо мне не будет – никому я в этом мире не нужен…
Я слушал Вовку и боялся пошевелиться. В горле пересохло, нестерпимо хотелось пить. Но я боялся отойти от него даже на минуту – а вдруг Вовка исчезнет.
– Однажды я у завхоза шахматную доску увидел – простенькую, из сложенного пополам толстого картона, и пластмассовые фигурки в серой коробке с оторванными углами. Завхоз сказал, что на такой сам Ботвинник играть начинал, и отдал её мне.
На Вовкином лице появилась счастливая улыбка.
– В моей голове тогда поселились шахматы. На воображаемой доске я выстраивал деревянные фигуры, и они оживали! Офицеры размахивали шпагами, пешки мечтали стать королевами. Я же был королём и от всех ждал защиты, ведь сам мог только шаг вперед-назад или в сторону сделать, а в случае опасности за ладью прятался. В реальной жизни у меня и этого не было. Знаешь, Лёш, я когда с фигурами мысленно разговаривал, то о своих несчастьях забывал. Только шахматы и помогли выжить.
Вовка замолчал, отодвинул от стола стул, сел, лицо его напряглось, желваки заходили. Казалось, он вспомнил что-то страшное.
– Ещё у меня враг был – Серега из старшеклассников. Я даже в столовке алюминиевую ложку стащил и заточку из неё сделал, думал, как он подойдёт – в живот пырну.
Как-то раз я расставил на доске этюд и заигрался, да так, что про все на свете забыл, и не сразу заметил, как ко мне Серега приблизился. Я заточку в кармане нащупал, дышать перестал, приготовился, а он вдруг спрашивает: «Как фигуры двигаются, можешь рассказать?»
Я ему жестами игру объяснять начал, а он злится и в толк не возьмёт никак.
«Дурак ты, – говорит, – полоумный! Нормальному человеку разъяснить понятно не можешь! И игра у тебя дурацкая, для таких идиотов, как ты!»
– Разозлил он меня тогда, и за шахматы обидно стало. Я кулаки сжал, насупился, пятнами красными пошел, да как закричу:
«Вот же баран тупой! Чего тут непонятного? У тебя просто мозгов нет! Ни капельки!»
С минуту Серега стоял в изумлении, а по мне пот от страха течёт, дрожу весь. Он как
