в своих железных кроватях, мирно посапывая во сне. Мать, совсем ещё молодая женщина, сидела на кухне за небольшим самодельным столом. Она дремала, положив руки и голову на стол.
Ожидание затянулось. Ужин, предназначенный для главы семейства, давно остыл, несмотря на то что жена заботливо накрыла его полотенцем. Глафире Андреевне снились волки. Она бежала от них что было сил, но они настигали её. Проснулась она от того, что за окном вдруг стало тихо. Метель улеглась и больше не завывала в трубе.
Глафира почувствовала, что шея и спина затекли от сна в неудобной позе. Она расправила плечи и, глянув на настенные ходики, всполошилась. Часы показывали пятый час, а мужа так и не было. В панике Глафира бросилась будить сына.
– Тимоша, Тимоша, вставай, сынок! Пойдём снег пробивать! Глядишь, и отца встретим.
– Он, что же, так и не пришёл?! – удивился Тимофей, слезая с печки.
Ополоснув лицо из рукомойника, он влез в большие валенки и вышел в сенки. Чтобы открыть дверь, пришлось навалиться на неё всем телом. Дверь немного поддалась, и мальчик отодвинул засов. Выход был завален почти доверху.
– Ну вот, и по воду сходили, – усмехнулся он, зачерпнув полное ведро снега.
Около часа ушло у них с матерью на то, чтобы пробить узкую тропинку от крыльца до калитки, и ещё столько же, чтобы расчистить путь до коровника.
К обеду из деревни до большака прошёл трактор, сгребая снег с дороги. Именно тракторист обнаружил трёх застреленных волков и унты с остатками мужских ног. Это было всего в ста метрах от деревни. Но погибшим Алексея Николаевича Морозова признали только весной, когда нашлась голова. Тела так и не нашли. Волки растерзали человека на куски и утащили с собой. Больше они так близко к жилью не подходили – ни в тот год, ни в последующие.
От горьких воспоминаний Тимофея оторвал спокойный баритон капитана.
– Смотрю я, парень, и не могу понять – почему к твоей бренной персоне такое пристальное внимание со стороны КГБ?
– Это всё литература…
– В каком смысле? – удивился Багарда.
– Донос на меня накатали, что я поэму антигосударственную распространяю. Я тогда только-только на пилораму устроился, из учеников вылез, денег домой нормально, наравне со всеми, стал приносить. И тут вдруг прилетает воронок с обыском. Перевернули весь дом, ничего не нашли. Только тетрадку со стихами взяли и уехали. А через пару дней и самого забрали.
И Тимофей опять погрузился в воспоминания, рассказывая капитану, как было дело.
В избу вошли трое мужчин. Одеты в штатское, но по выражению лиц было понятно, что эти люди привыкли к военной дисциплине.
Глафира только что приготовила ужин. Тимофей сидел за столом и в ожидании, пока мать подаст тарелку, скатывал хлебные шарики и закидывал их в рот.
– Морозов Тимофей Алексеевич, кто у вас будет? – спросил один из вошедших, видимо, старший.
– Я, – в полном недоумении ответил Тимоха.
– Поэт?
