пост под окном и завести свою привычную песню с ненаглядной соседушкой, как вдруг увидела эту самую соседку, крадующуся мимо ее, Агрипинны, дома, в ночнушке с диким рисунком, вооруженную метлой.
«Ага! Попалась, голуба! Небось забор передвинула ночью да ягодок захотела. Щас я те устрою ягодки», – злорадствовала старушка.
Агрипинна наконец-то дождавшись своего звездного часа, нетерпеливо взяла расхлябанное ружье на перевес и рявкнула:
– Стой, курва! Прибью!
Тетя Маша досадливо махнула метлой в Агрипиннину сторону и зашипела:
– Тише, старая! Не напугай их!
Тут только Агрипинна Тихоновна заметила, что впереди тети Маши переваливается утка, а за ней бегут утята.
Тетка с метлой – хорошо, но кто лучше бабули с дробовиком сможет обеспечить этому каравану полную безопасность? Агрипинна тихонько пошла с другой стороны, лаская взглядом плохо видяших глаз утяток – давно ли так бегали за ней ее собственные дети, а гляди-ка, выросли, и нет их.
Тетя Маша покосилась на прибывший эскорт и робко улыбнулась.
– Подбери ночнушку-то, тетёха, – миролюбиво проворчала Агрипинна, зардевшись, как бывало в далекой молодости.
Прошествовав по улице Майской, утка свернула на соседнюю улицу, и повела свой конвой по всему частному сектору. Те, кто уже успел проснуться, выглядывали в окно с ошалелыми лицами и сонно терли выпученные глаза – не каждый день бабушки с ружьями и женщины с метлами патрулируют улицы города. А жаль. Уровень преступности бы был куда ниже.
Дойдя до канавы, утка бережно поспихивала туда своих утят и поплыла, кружась вокруг них и взволнованно крякая. Утята сбивались в кучу, переворачивались и беспокойно пищали, прижимаясь к материнскому боку.
– Мать! – смахнула слезу Агрипинна Тихоновна.
– Мать, – согласно вздохнула тетя Маша.
Они еще немного постояли, прижав к груди свои орудия, и побрели по домам.
Прибыв домой, Агрипинна Тихоновна неспеша набрала корзинку вишен и понесла по соседям.
– Берите-берите, – ворчливо говорила она, стараясь не смотреть в изумленные лица, – ваши дети съедят, а моим уж не надоть.
Тетя Маша тем временем сидела в крайнем доме, единственном, в котором был телефон, и кричала в трубку:
– Колька! Приезжай давай! Имей совесть. Одна она! Да, плоха уже. Да, старая совсем. Мать ведь. Ладно, хорошо. Смотри у меня, чтоб завтра как штык.
Пришел новый день и принес крайне беспокойный сон всей улице – Витькин петух кричал, птицы пели, а Агрипинны не было слышно.
Тетя Маша, поерзав и повоевав с подушкой, встревоженно вышла на крыльцо и глянула поверх забора – куда, карга старая, подевалась?
Агрипинна Тихоновна, сидя на ступеньках, мирно пила чай, подставляя сморщенное лицо первым солнечным лучам. Заметив знакомую макушку поверх забора, приветливо
