коренастого широкоплечего лейтенанта Лощинина. – Дай дорогу настоящей кавалерии!
– Куда ты?! – прокричал ей вслед командир-«безлошадник» в расстегнутом, насквозь пропотевшем кителе, бежавший с пистолетом в одной руке, – Стоять! Кто-нибудь из пилотов мог выжить!
И хотя наездница даже не попыталась попридержать коня, морской пехотинец успел обратить внимание на оголившиеся крепкие икры в хромовых сапогах и резко очерченные, по-мужски развернутые плечи, охваченные плотной голубой блузкой.
– Это что еще за степная воительница?! – на ходу поинтересовался он у державшегося слева от него краснофлотца Будакова, «первого и неотразимого» кавалера отдельного батальона морской пехоты.
– Именно с ней я вчера и порывался раззнакомиться.
– И чем же это закончилось?
– Отсекла, будто швартовый обрубила. Знаю только, что Евдокимкой кличут.
– Евдокимкой, говоришь? Сдается мне, что именем этим родители будущего сына наречь собирались…
– Однако на свет произвели нечто среднее. И фамилия соответствующая – Гайдук.
– Среднее не среднее, а девка, по всему видать, что надо, – возразил сержант-сверхсрочник Дука, дышавший теперь в затылок им обоим. – Жаль, воительница эта степная слишком уж… молодастая.
– Тоже мне: нашел порок у девки – «молодастая»!
Однако всего этого Степная Воительница уже не слышала. Ударный батальон морской пехоты, сформированный, как поговаривали, в основном из портовиков, а еще – из команды какого-то потопленного немцами эсминца да краснофлотцев из всевозможных береговых служб, только вчера прибыл из Херсона. И Евдокию совершенно не интересовал.
Иное дело – кавалеристы. С одним из них – грозным усатым старшиной эскадрона Разлётовым, – девушка даже успела познакомиться поближе, поскольку тот уже вторую неделю квартировал в доме ее родителей.
– На стременах гарцуй, на стременах, эскадронник! – потомственный донской казак поучал ее, покрикивая и доводя посадку Евдокии в седле до «казачьей выучки». – При такой царственной осанке ты и в седле держаться должна по-царски.
– Легко тебе, мужику, по седлах армейских растоптанному, поучать! – возмущалась мать Евдокии, наблюдая за тем, как на выгоне, начинавшемся прямо у дома сельского ветеринара Гайдука, старый рубака пытается возвести в совершенство верховую посадку ее дочери.
– А она у вас кто? Не казачка разве? Окрестные степи – это же казачий рай!
– Но мы-то ее не в казачки готовим и не в эти твои «эскадронники»! – подбоченилась мать, дородная сельская красавица, на чьем лице еще сохранились следы девичьего румянца. – В педагогическое училище поступила.
– А зачем ее готовить? – подкрутил усы эскадронник, время от времени бросая на Евдокию явно не отцовский взгляд, какой только что бросал и на саму Серафиму Акимовну. Что поделаешь: не он виноват, что рослая, фигуристая дочь просто-таки угрожала вырасти
