понять, где находится и почему угрюмая обстановка его холостяцкой спальни вдруг превратилась в воздушную девичью горницу с розовыми букетами, зеркалами и кремовыми обоями.
Потом он вспомнил.
Элиза едва слышно вздохнула во сне. Какое-то время Оберон смотрел на нее – кожа, кремово-жемчужная в утреннем свете, темные завитки кудрявых волос, рассыпанные по подушке, тонкий абрис плеча и руки – и чувство, которое наполняло его, было давним и забытым.
Надо ли оживлять его? Надо ли надеяться?
Усилием воли Оберон отогнал ненужные размышления, вернувшись в привычное спокойное расположение духа. Вчера он поступил правильно, в очередной раз доказав верность давней клятве защищать людей от порождений тьмы. В старые времена охотник на оборотней просто стоял и смотрел бы, как сгибельник делает его работу – и Оберон обрадовался, что времена изменились.
Запах, что поднимался от волос и кожи Элизы, был легким и свежим. Оберон прикрыл глаза, усмехнулся. Он просто дышал, и сердце начинало биться быстрее, и волосы шевелились, и что-то стучало в висках: возьми ее. Присвой. Она и так твоя. Ведь победитель чудовищ имеет право на награду – так возьми ее сейчас: теплую, спящую, живую.
Пусть она станет твоей, ты заслужил это. Неужели ты не хочешь счастья? Пусть даже такого, отравленного?
Оберон машинально дотронулся до груди, бесшумно поднялся с кровати и двинулся в сторону белой двери в ванную. Стоило ему дотронуться до ручки, как в груди заныло, задергало, и Элиза села в кровати, разбуженная болью.
– Что вы здесь делаете? – испуганно спросила она, словно не поняла, откуда Оберон тут взялся. Потом Элиза провела ладонями по лицу и вспомнила все, что случилось вчера. – Ах да… Доброе утро, Оберон.
Оберон сделал шаг назад, и боль унялась. Судя по румянцу, который зарозовел на щеках девушки, ей тоже стало легче.
– Доброе утро, Элиза, – ободряюще улыбнулся Оберон. – Как вы?
Сонная мягкость утекала из девичьих черт. Элиза дотронулась до груди под яремной ямкой, и в ее лице появилось нечто похожее на интерес исследователя.
– Между нами примерно десять шагов, – сказала она и, усмехнувшись, добавила: – Слава богу, мы можем…
Оберон кивнул. Справлять нужду на глазах у девушки – это было бы невыносимо, и Элиза вполне разделяла его чувства.
– Сделаете эти десять шагов? – спросил он, и Элиза кивнула и выскользнула из-под одеяла. Вот ситуация, о которой они лет через пятнадцать будут говорить со смехом. «Представляете, мы были вынуждены спать в одной постели из-за заклинания! Хорошо, хоть в уборную ходили по отдельности».
Сейчас было не смешно. Оберон – посторонний человек, и если вчера она испытывала благодарность за свое спасение, то сегодня в ней пробудились растерянность и неловкость.
Да и с чего он вообще решил, что у них будет что-то общее через эти пятнадцать лет?
Взяв со стула платье и чулки, Элиза подошла к нему, Оберон открыл перед ней дверь и произнес:
– Десять шагов. Помните.
