поежилась, представив, как по комнате гуляют ледяные сквозняки.
– Когда придет нотариус? – осведомилась она. Молчать было уже невежливо, но Элиза понятия не имела, о чем теперь говорить, и не чувствовала ничего, кроме неловкости.
Она прекрасно понимала, что провела эту ночь в одной постели с убийцей. Но признание Оберона задело Элизу глубже, чем она предполагала.
«Он чудовище, – подумала она и тотчас же добавила: – Он одинок и несчастен».
Оберон щелкнул крышечкой потертых часов – Элиза удивилась тому, что у настолько обеспеченного джентльмена настолько непритязательные часы – и ответил:
– К полудню. Подпишем все бумаги и поедем на вокзал. Да, мне еще надо поговорить со слугами.
– Разумеется, – кивнула Элиза. – Теперь ведь это все ваше.
«Как и я», – подумала она, но не сказала об этом вслух. Оберон поднялся со стула, прошел по комнате, выглянул в окно. День был совсем осенним – серым, скучным. Моросил мелкий дождь, улицы были темны. От лета не осталось и воспоминаний.
Ну и пусть его. Пусть уходит подальше это страшное лето, которое отняло у Элизы отца и разрушило ее жизнь. Она не будет жалеть о нем.
В груди заворочалась боль, и Элиза не удержала едва слышного вскрика. Оберон поморщился, сделал шаг от окна, и боль улеглась.
– Десять шагов, – извиняющимся тоном произнес он. – Я совсем забыл о них. Простите, Элиза.
Пашмина отправилась в четвертый чемодан, к бумажным сверткам с бельем. Уезжая в дом своего мужа, Элиза обязательно взяла бы с собой украшения, но они давно были проданы. Элиза оставила себе лишь маленькую подвеску: розовая жемчужина в серебре напоминала о матери. Когда-то отец подарил эту жемчужину ей на свадьбу – для этого ему пришлось продать свою лошадь.
– Кажется, это все, – сказала она. Голос дрогнул, Элизе на мгновение сделалось так тоскливо, что она едва не расплакалась. Оберон правильно понял выражение ее лица, потому что негромко произнес:
– Я подожду снаружи.
Служанки торопливо вышли за ним, комната опустела. Элиза привалилась к закрытой двери и несколько минут стояла просто так. Вот она и покидает свой дом…
От этой мысли становилось пусто и холодно. Здесь Элиза провела всю свою жизнь – вернется ли когда-нибудь? Она медленно пошла по комнате – так, словно пыталась запомнить ее навсегда.
Слезы полились сами. Жизнь Элизы стала чем-то маленьким, как березовый листок на ветру. Она дотронулась до столбика кровати, провела пальцами по прикроватному столику, печально посмотрела на потертого плюшевого медведя, который сидел на подоконнике и глядел на мир единственным оставшимся глазом – старый верный сторож, он не уходил со своего поста.
«Не бойся! – услышала она его беззвучные ободряющие слова. – Справимся, перебедуем!»
Элиза шагнула к окну, взяла медведя и тотчас же задохнулась от боли, пронзившей грудь.
Десять
