ночной тишины и аккуратных, двусмысленных намеков в переговорах с покупателями. Производственная деятельность верхнемакушкинцев все глубже опускалась в нежилое подполье.
Грянувшая в 1991 году августовская победа демократии была воспринята селянами в несколько ином свете, чем, скажем, жителями Москвы. Они с удивлением заметили, что отдыхающие в «Сытых боровичках» вдруг стали испытывать непреодолимую тягу к случайным половым связям. Сексуальная революция, как и демократическая, казалось, пришла ниоткуда, но сразу же объявила себя победительницей и заулыбалась с экранов телевизоров и цветных обложек журналов тысячами высоко профессиональных улыбок. И если последствия демократической революции верхнемакушкинцы ощущали слабо (а, честно говоря, не видели их вообще), то сексуальная революция оказалась куда более реальной и настолько бурной, что не уместилась ни в домиках и номерах «Сытых боровичков», ни в густых зарослях на берегах речки Синей, ни даже в лесу. Половой, если можно так сказать, бунт в сознании людей, не смотря на всю свою пылкость, все-таки требовал комфорта в виде постели, крыши над головой и мало интересовался речными камышами и лесными кустами.
Верхнемакушкинские мужики почесали затылки. Опыт подсказывал им, что безвыходного положения на рынке товаров, а как теперь вдруг выяснилось, и услуг – не бывает. Загвоздка заключалась в том, что новый вид услуг требовал, так сказать, куда более тонкого и индивидуального подхода к клиентам.
«С собой-то их, в смысле «боровичков», в одну постель, не положишь, – рассудил кто-то из сельчан. – Да и в дом не пустишь, там дети… Что делать-то будем, а, граждане?»
Извечный вопрос «что делать?» породил извечный ответ: «А что надо, то и будем».
Вот так рыночные отношения снова подмяли под себя селян, ведь спрос не только рождает предложение, но еще и разжигает финансовый аппетит.
«Самогонный бизнес» подувял из-за буквально хлынувшего в страну дешевого спирта. Уже на его излете сельчанам удалось провести кое-какую рекламную компанию среди «боровичков», что, мол, влюбленные парочки могут найти временный уют в Верхних Макушках. Всплеск половой активности «боровичков» оказался настолько высоким, что тут же оттеснил на задний план умирающий самогонный бизнес. Верхнемакушкинцы сдавали на ночь (а днем по часам) пустеющие сараи, курятники и сеновалы. Самогонный запах, еще недавно казавшийся вечным, поблек над всеми деревенскими подворьями, а ночи вдруг стали пахнуть мужественными одеколонами и утонченными, хотя и немного нервическими, дамскими духами. То тут, то там из темных углов доносились слова полные страсти, а то и просто мужское мычание, переполненное откровенным желанием. Верхнемакушкинцы перестали смотреть в глаза друг друга, по ночам пересчитывали деньги и запрещали детям моложе двадцати восьми лет выходить по вечерам на улицу.
Не совсем верное видение селянами демократических преобразований смог исправить брат Ивана Ухина Макар, вернувшийся из Москвы с удостоверением защитника
