грозно ответил Мусиков. После некоторых усилий он продолжил: «Принеси стакан!»
Вайнер сходил к проводнику, взял у него стакан и принес капитану.
– «Пить будешь?!» – еще более грозно спросил Мусиков, наполняя стакан.
– «Никак нет!» – по уставному ответил Вайнер.
– «Свободен!» – завершил беседу Мусиков.
Конечно, же у нас не хватило выдержки держать эту историю в секрете.
«ТРУБА» – стала в дивизионе кличкой Мусикова до самого выпуска, до которого, впрочем, оставалось совсем недолго.
Через пару недель нас, «волгоградцев», тихо пригласили в кабинет Трубы.
«Ну, что, ребята. Меня вызывает начальник политотдела и требует отчет, как я провел вашу стажировку».
Мы наперебой стали заверять Трубу, что под присягой подтвердим его неустанную заботу о нас и то, что мы выехали вместе точно в означенный срок.
«А начальник политотдела не скажет мне, что я учу курсантов говорить неправду?!» – сумрачно поинтересовался Труба.
Мы заверили его в полной лояльности и сохранении тайны разговора. Потом, по просьбе Мусикова, написали ему реквизиты своих «точек», ФИО командиров и способы проезда к ним.
Как ни удивительно, но Труба выкрутился в этот раз и сумел навешать Гиббону лапшу на уши. Дело «замяли», и никто нас не будировал про убытие со «стажа».
А вот Труба так и не сумел выйти из пике и продолжал «поддавать» с переменной интенсивностью и успехом.
Перед самым нашим выпуском он запил всерьез и перестал появляться на службе. Ввиду того, что нам нужно было оформлять открепительные талоны и прочие партдокументы перед убытием в войска, это вызывало беспокойство у народа.
На все прямые и косвенные вопросы исчерпывающе ответил Хиль: «Мусиков тренируется. Хочет, чтобы на выпуске в него ведро входило. Пока только полведра получается, но время еще есть!»
Спустя месяца три в офицерской столовой штаба армии я случайно столкнулся с Мусиковым. Он меня не признал, пришлось представиться. Вид он имел помятый и какой-то потерянный. «В войска меня отправляют. Начальником клуба, вроде бы… ЧВС что за мужик?» – поинтересовался он.
Членом военного Совета армии был генерал Ситников (ныне покойный), который имел репутацию отличного человека и руководителя, о чем я Мусикову с радостью и сообщил. Он порадовался и пошел на беседу.
Дальнейшая его судьба неизвестна. Среди наших армейских начальников клуба Мусикова не было.
Шура
Шура Андеев обладал ослепительной «американской» улыбкой. Причем она была не вымученно-фальшивой, как у нынешних теледив, а настоящей, подаренной ему родителями. Он улыбался всегда, даже в самые трудные минуты своей курсантской карьеры. Какие бы тучи не клубились над бедовой Шуриной головой, он был неизменно улыбчив. Эта его особенность вызывала у нас здоровое чувство зависти.
Другим
