на меня вряд бы нарыли, где мог – я обставился.
Понятно, что у нас такая профессия – чаще пистон вставляют, чем награждают. Это было и в моём времени. Уверен, что и на заре советской власти ничуть не лучше.
Тогда что?
Кто знает, может, настоящий Георгий Быстров успел как-то накуролесить, а мне предстояло расхлёбывать последствия? Но я-то о них был ни сном ни духом!
И это самое хреновое в моём положении.
– Не мучайся, Быстров! – произнёс Смушко. – Вижу, что весь озадаченный, даже взгляд какой-то стеклянный стал. Ты как раз наоборот – молодчина! Действуешь как положено. Жаль, не все у меня такие, – вздохнул он. – И потому, что ты хороший работник, у тебя большие проблемы. Есть человек, который хочет твоей крови. К несчастью, это не рядовой обыватель или мелкий бандит. Я хочу вывести тебя из-под удара, Быстров!
Глава 3
Я присвистнул:
– Что, всё настолько серьёзно?
– Более чем, – подтвердил Смушко.
– Можете поделиться раскладом, чтобы я понял – откуда ветер дует?
– А ты не догадался? – удивился Смушко.
– Догадываться – одно, знать – другое.
– Вчера Симкин попросил в камеру бумагу и чернила, сказал, что напишет признательное письмо.
– И что – обманул? – нахмурился я.
Учитывая, что Симкин – зам начальника губотдела ГПУ, я бы ничему не удивился. Дураков туда не берут, тем более на такую должность. И то, что мы его взяли с поличным, ещё ничего не означало. Могли и отмазать.
– Нет, не обманул. Накатал текста на рулон обоев. Вот только все грехи взял на себя, о своём начальнике, товарище Кравченко, ни слова плохого. Дескать, скрытно действовал за спиной начальника, постоянно боялся разоблачения и всё такое.
– Другими словами: Кравченко у нас теперь розовый и пушистый?
Смушко вряд ли мог знать эту идиому (для подстраховки я даже заменил слово «белый» на другую окраску), но моментально уловил смысл и кивнул в ответ.
– Да, по этой линии Кравченко не зацепило.
– А если попробовать забрать Симкина к нам – поколоть его здесь? – во мне разыгрался охотничий азарт.
– Его сейчас архангел Гавриил колет, – грустно сказал Смушко.
– Хотите сказать…
– После того, как Симкин в письменном виде дал признательные показания, он повесился у себя в камере. Дескать, чувствую глубокие угрызения совести, страдаю за то, что подвёл товарищей, больше не могу жить… Его нашли уже холодным.
– Кравченко… сука! – вырвалось у меня.
– Я тоже думаю, что его повесили, – подтвердил Смушко. – Заставили написать письмо, а потом отправили на тот свет.
– А что комиссия?
– Комиссия – ничего. Признания Симкина их вполне удовлетворили. Конечно, Кравченко влепили строгий выговор, но с должности не сняли.
– Думаете,
