что она ощущала это беспокойство.
Погруженная в раздумья, девушка сидела на гнилой балке и смотрела в сгущавшийся мрак. Внезапно она уловила еще один звук, очень тихий, и все же узнала его мгновенно. Агнес взволнованно поднялась и обвела взором поля и леса, погруженные в темноту.
Это был любимый сердцу клич сокола.
Сжавшись, как загнанная в угол собака, Матис стоял посреди кузницы, а отец тряс перед ним мешочек с порохом. В горне слабо тлели угли, и в затянутое тонкой кожей окно едва проникал свет, но его все же хватило, чтобы Ганс Виленбах разглядел содержимое мешочка.
– Как ты посмел входить с этим в мой дом? – кричал он на сына. – В кузницу!.. Ты хоть понимаешь, что произойдет, если он загорится? Понимаешь?
Отец занес руку для удара. Матис пригнулся, но увернуться не смог: крепкая ладонь наотмашь хлестнула его по щеке. Он стиснул зубы и потер мигом покрасневшую щеку. Затем выпрямился и упрямо воззрился на отца. Недалек тот день, когда он сможет ударить в ответ.
– Разве я не говорил, чтобы ты прекратил палить этот чертов порошок? Разве я не говорил, что не потерплю его здесь? Отвечай!
– Оставь его, Ганс, – послышался мягкий голос матери.
Вместе с маленькой Мари она стояла чуть поодаль у наковальни и устало терла красные от дыма глаза. И мать, и дочь одеты были в грязные, запачканные пеплом фартуки. За две голодные зимы лицо у восьмилетней Мари побледнело и осунулось. И это несмотря на то, что Агнес время от времени приносила ей и Матису немного мяса. При этом Виленбахам жилось даже лучше, чем остальным крестьянам.
– Он ведь без злого умысла, – пыталась успокоить мужа Марта Виленбах. – Правда же, Матис? Ты, видно, где-то нашел этот порох.
– Да ну! Сам он его смешал, как всегда! Нас всех могло на куски разнести. И он знал об этом!
Ганса Виленбаха трясло от злости. Он так и не опустил мешочка с порохом. Лицо у кузнеца было угрюмое от тяжелого труда и горестей, его избороздили глубокие морщины, и выглядел Ганс Виленбах намного старше своих лет.
Матис упрямо молчал. Во время суматохи на поляне он спрятал небольшой мешочек за пазухой, чтобы не потерять. На изготовление пороха у него ушло несколько недель. Ночами Матис тайком выбирался из спальни и соскребал грязь под отхожим местом, чтобы получить из пропитанной мочой глины бесценную селитру. Затем раз за разом смешивал порошок с уксусом и высушивал, чтобы порох стал зернистым. Разве мог Матис оставить в лесу плоды такого кропотливого труда? Он спрятал мешочек под рубаху и отправился домой. И угодил прямо в руки отца.
Кузнец широко размахнулся для второго удара. Маленькая Мари заплакала и прижалась к матери.
– Папа, не надо! – взмолилась она. – Не бей!
В этот раз
