на меня в обиде, если следующая инстанция разрешит наш судебный спор в пользу истца, а не ответчика, верно?
– Вы так считаете? – Любезность как-то исчезла с лица судьи.
– Это – моя работа. Ваша – это сугубо ваша, а моя – это моя, и этим все сказано.
– Мне приятно было с вами познакомиться, – уже без улыбки сказал Самохвалов. – Копию дела вам выдадут в канцелярии, я уже распорядился.
– Благодарю. Приятно сотрудничать с понимающими людьми. А то мне уже звонили в гостиницу, предложили убраться из города ко всем чертям, а не то, мол… Ну сами оцените чьи-то старания. Неужели это дело так переплелось с уголовщиной, что иного выхода не предвидится, как вы считаете, Иван Данилович? Вам понятен мой интерес.
– Не знаю, кто вам звонил и зачем. Впрочем, может быть, здесь кто-то помнит еще о ваших прошлых подвигах?
Очень неосторожно сказал это судья. Вероятно, подумал Гордеев, Самохвалову, как бывшему спортсмену, все-таки недоставало в его должности обыкновенного ума. Ну кто ж так сразу выдает себя? Или это сделано нарочно? Чтобы адвокат не шибко задирал нос?
– Но если этот ваш «кто-то» действительно что-то помнит, то, возможно, он помнит также, чем пять или шесть лет назад, не помню, все закончилось? Вам-то память ничего не подсказывает?
– Подсказывает, господин адвокат, но священного трепета не вызывает, увы.
– Эка вы меня обескуражили! – засмеялся Гордеев. – А я-то думал… Ну благодарю за откровенность. Так у кого я могу получить дело?
– У секретаря, у Людмилы Петровны… Люся! – крикнул Самохвалов. – Ты приготовила то, о чем я говорил?
– У меня все готово, Иван Данилович, – заглянув в кабинет, сказала Люся и вдруг озорно подмигнула Гордееву.
«Они здесь все, похоже, с ума посходили», – подумал Юрий Петрович, покидая кабинет районного судьи.
Для ознакомления с материалами дела и приговором ему выделили пустующую комнатку в помещении суда. Люся сама принесла сюда все материалы, наполнила графин свежей водой и вообще всячески демонстрировала свое подчеркнутое почтение к московскому адвокату, который, так сказать, удостоил своим посещением их провинцию и по этой причине вызывает живейший интерес у окружающих. Или же здесь был какой-то умысел, в сути которого Гордеев еще не успел разобраться. Но размышлять он не хотел, поскольку мысли были заняты исключительно делом, которое лежало в пухлых папках перед его носом на столе, притом что времени на его изучение и составление жалобы оставалось с каждой минутой все меньше. Из десяти отпущенных законом дней три уже канули в пустоту.
Возможно, это понимала и секретарь суда. Но, будучи женщиной молодой, весьма привлекательной и, похоже, сексуально озабоченной, она сразу проявила повышенный интерес к приезжему москвичу, что ему же забавно и откровенно демонстрировала. Может быть, даже слишком откровенно.
С другой стороны, и Юрий Петрович, холостяк на четвертом-то десятке лет, тоже испытывал
