заменители авиакеросина. Использование любого вида эрзац-топлива приводило к недобору мощности моторов и часто вызывало остановку двигателя прямо в полете.
Наибольшее распространение в условиях острейшего бензинового дефицита получила так называемая казанская смесь марки «а», в просторечии «казанка», состоявшая из керосина, газолина, спирта и эфира. На бочках с этим горючим всегда белела надпись: «при употреблении взбалтывать», так как со временем жидкость отстаивалась и более тяжелые фракции выпадали в осадок.
Казанская смесь быстро образовывала в камерах сгорания и на клапанах цилиндров трудноудаляемый нагар.
Полеты на «казанке» в холодную погоду являлись поистине смертельным номером. Слизистые частицы бензинового отстоя могли в любой момент забить жиклеры карбюраторов, отчего двигатель глох, и хорошо еще, если это случалось над своей территорией, а внизу имелась подходящая площадка для аварийной посадки.
Помимо «казанки», для заправки авиационных «движков» широко использовались разнообразные спиртовые смеси, носившие обобщенное поэтическое прозвище «авиаконьяк». Как правило, они состояли из этилового и метилового спиртов, а также серного эфира в различных пропорциях. При полетах на спиртовых суррогатах пилоты нередко получали отравления продуктами сгорания, вызывавшими головную боль, слабость и головокружение. Бывали даже случаи смерти лётчиков, когда в качестве моторного топлива использовались бензол и толуол (аэродромное прозвище – «горчица»).
Пары спиртового горючего, особенно если в смеси присутствовал эфир, могли оказывать на летчиков и наркотическое воздействие. Так после одного из перелётов немецкий пилот экспедиции находился в таком невменяемом состоянии от опьянения испарениями авиасмеси, что после спуска стал палить в аэродромную обслугу из пистолета. Наёмнику повезло, что его не пристрелили ответным огнём, а только связали и два часа продержали под замок. Потом, оклемавшись, немец признался, что ему почудилось, что он снова служит в германской армии и воюет с русскими на восточном фронте. Только особый статус спас дебошира от серьёзных неприятностей.
И чем дальше от Москвы удалялся воздушный караван, тем хуже становилась «горючка». Иной раз в баки заливали такую дрянь, что двигатели отказывались запускаться или глохли на разбеге. При каждой возможности генерал телеграфировал в Главное управление Красного воздушного флота, лично Дрэссеру и Дзержинскому, чтобы высшее руководство надавило на местное начальство и то изыскало из своих резервов пару бочек драгоценного авиабензина для продолжения экспедиции особого назначения. Первые два дня это ещё действовало, но затем даже грозные окрики из Москвы не всегда помогали. Хорошего авиационного керосина на далёких полевых аэродромах давно в глаза не видели, а любой спирт ценился здесь на вес золота.
Очень скоро
