дороги разошлись навсегда!
Вид у комиссара был довольно живописный: в клетчатых штанах-галифе и в ярко-жёлтых ботинках, расшитой гусарскими галунами бекеше с огромным старинным револьвером в руке он походил не то на одесского бандита, не то на клоуна. Его, видимо, совсем недавно в очередной раз сильно избили. Голова Лаптева была перевязана, лицо в свежих синяках и ссадинах, один глаз заплыл.
В ожидании прибытия экспедиционного самолёта Лаптев времени зря не терял. «Случайно» оказавшись, как это с ним, впрочем, часто случалось, в самом эпицентре событий, где столь незаурядной натуре было, где развернуться, Лаптев не растерялся. Более того, он твёрдо решил, что в эти горячие дни, когда может быть решается судьба Республики, его имя должно прогреметь на всю Волгу и долстигнуть Москвы, чтобы все его недруги разом заткнулись.
Не имея на то никаких полномочий, Лаптев взял на себя командование оказавшимся «у него под рукой» авиаотрядом. Требовалось в ближайшие часы железной рукой подавить мужицкую смуту, грозящую обвалить весь антиколчаковский фронт. Пехотные и кавалерийские части перед этой задачей неожиданно спасовали. И запаниковавшие штабные чины ухватились за авиацию, как тонущий цепляется за любой плавучий предмет.
Но погодные условия исключали возможность проведения воздушной карательной акции, да и лётчики втайне не рвались бомбить натерпевшихся лиха селян. Местное авиационное командование не сумело проявить должную жёсткость и без всякого сопротивления уступило власть самозванцу, который обладал нужным даром убеждения. И Лаптев показал всё, на что способен…
Отчего-то кажущийся намного выше своего роста, нервный, с горящим взором комиссар творил настоящий террор. Размахивая револьвером, он требовал, чтобы лётчики немедленно взлетали. Разыгравшуюся пургу комиссар в расчёт не принимал. Когда ему возразили, что погода нелетная и экипажи рискуют разбиться, Лаптев надменно ответил: «Для красных соколов не существует погоды, для них есть только пролетарское «Даёшь!».
Под угрозой расстрела первый экипаж пошел на взлет, но на высоте 50 метров мощный порыв ветра опрокинул машину. «Сопвич» скользнул на крыло и врезался в землю. Слышен был лязг металла и хруст ломающегося дерева и возможно… человеческих костей. Но комиссар и глазом не моргнул, скомандовав:
– Следующий!
Всё повторилось. Взлёт, потеря управления на небольшой высоте, смертельное падение, с той лишь разницей, что на этот раз одному члену экипажа удалось выжить в аварии, хотя он и получил тяжёлые травмы. Страшно изувеченное мёртвое тело его товарища вытащили из-под обломков и накрыли брезентом.
И снова, ничуть не смутившись, комиссар торжественно стал сыпать лозунгами:
– Даёшь мировую революцию! Превратим в пепел её противников! За Ленина, за международную коммуну всех трудящихся!
С револьвером
