так и патологоанатомического отделений. Голос надменного превосходства в нем появлялся, как только он видел меня. Потому что я первым отказался платить мзду бандитам, то есть Гнусу, от ритуальных услуг. Тут он и намекал: ничего, мол, скоро всех переселю к себе, и делать и плясать будете, как я захочу. Он отбирал у нас честный заработок от оказания таких услуг, как помыть, побрить, забальзамировать труп, сделать макияж и одеть в цивильную одежду.
Гнус давно уже обговаривал свои намерения с «крышевавшим» его Кусматовым. Конечно, они оба понимали, что переходили грань человеческого благоразумия. Так появлялось новое бесовское племя, что начнет кормиться и процветать от похоронного бизнеса, от мертвых душ. Здесь разделительная черта добра и зла размывается окончательно, потому что формируется самая опасная психология у самого индивидуума, кто зарабатывает деньги, условно скажем, «на смертях». И чем больше умерших – тем лучше им и сытнее. Они набивают карманы, и тугой становится мошна. Они покупают квартиры в Испании и дают возможность жировать родственникам. А убогие русские кладбища остаются неухоженными, сирыми и брошенными, с покосившимися памятниками, оградами и забором. И все мне покажется намного страшнее, чем описывал Гоголь в «Мертвых душах».
Гнус каждый день считал деньги от дохода с захоронений. А человеческие души покидали наш мир навсегда. И не восполнялся здоровым потомством быт провинциального городка в Поволжье.
16
Ему самому порою казалось, как все для него становится безразличным. Но от этого еще больше нарастало у него щемящее чувство страха, словно он присутствует на собственных похоронах, наблюдает за всем происходящим со стороны. Он начинал тогда сильно пить, запоями – по недели, по две, по три, по месяцу. И только в пьяном безрассудстве терял осознание того, что с ним происходит.
Кусматов считал себя другим, и не ставил из-за самолюбия себя в один ряд с Гнусом. Но продолжал чувствовать зависть к карьерному росту генералов. Он уверенным оставался, что его незаконно и нечестно обходили стороной и обделяли. Но он также не допускал мыслей, что погрязает и тонет в трясине бандитского болота. Вначале ему казалось все легкой игрой, а потом тяжелые мысли одолевали и мешали жить. Порою по ночам он кричал до хрипоты:
– Уйдите, уйдите! Я не хочу… не хочу… Я честный мент… Я жить хочу! – а просыпаясь, снова брал деньги у Гнуса, и никак не мог отдернуть руку от них, а, наоборот, прирастал к дареному пакету с купюрами.
Я вышел прогуляться и подышать свежим воздухом родного города. И тут вздрогнул от визга колодок тормозов, резко остановившегося «Митсубиси Лансера» в девятом кузове. За рулем сидел Кусматов. Он так сократил расстояние между нами, чуть не проехав мне по кончикам пальцев в черных туфлях.
– Чем занимаешься, док? – спросил он меня не из простого любопытства. Я сразу почувствовал, ему хотелось видеть меня свободным.
Конечно,
