пришел поблагодарить тебя за помощь в бою. Со мной такое часто бывает – увлекаюсь, разя врага, и не замечаю опасности. Но какой же великолепный удар ты нанес! Копье пронзило сарацина и едва не выскочило из него!
Лупо откровенно морщился, слушая словоохотливого юнца, Борис же не спускал глаз с блестевшего на руке де Шатильона перстня. Заметив это, Рено припомнил, как он, будучи в стельку пьяным, залез по ошибке в чей-то шатер, а когда протрезвел, обнаружил у себя золотой перстень.
«Дьявол и преисподняя! Неужели я взял перстень у рыцаря Конрада?»
– Мессир Конрад интересуется этой вещицей? – заискивающе спросил де Шатильон.
Борис молча кивнул.
Оглядевшись по сторонам, Рено сказал:
– Честно говоря, я нашел этот перстень, но говорю всем, что это моя военная добыча.
Лупо язвительно спросил:
– Не укажет ли благородный рыцарь де Шатильон место, где валяются драгоценности?
– Отойди, Лупошка! – велел Борис. – Дай нам поговорить наедине.
Оставшись вдвоем с Рено, он сообщил:
– Этот перстень потерял я.
Де Шатильон пожал плечами.
– Я, конечно, верю благородному рыцарю…
– Этот перстень подарил мне киевский князь Мстислав, а надпись на нем гласит: «Помоги, Господи, рабу Своему Борису».
– Борису? – удивился Рено.
– Так меня звали в Киеве.
– А-а-а! – протянул де Шатильон.
– Князь Андрей подтвердил бы мои слова, но к сожалению он покинул войско вместе с королем Конрадом и его племянником Фридрихом.
– Князь Андрей? – напряг память Рено. – Ах, да! Это похожий на сарацина приятель Фридриха Швабского.
– Он самый, – подтвердил Борис. – Князь Мстислав его родной дядя.
Де Шатильон вздохнул. Ему все-таки очень не хотелось расставаться с перстнем.
– Я, Рено, вовсе не жадный, – задушевно заговорил Борис. – Но эта вещь дорога мне, как память о князе Мстиславе, упокой его Господи. А тебе я подарю, в знак нашей дружбы, вот это.
Он вынул из заветного мешочка на поясе золотой перстень с аметистом и латинской надписью «Deus tecum»47. Это был подарок князя Мазовии Болеслава Кудрявого, которым Борис дорожил меньше, чем памятью о князе Мстиславе Владимировиче.
Де Шатильон задумался. Конечно, первый перстень был дороже второго, однако все же стоило согласиться на обмен, ибо рыцарь Конрад может обратиться к королю, и неизвестно, чью сторону примет Людовик.
– Ладно! – решился Рено. – В знак нашей дружбы и в благодарность за свое спасение, я согласен на обмен.
Когда обмен состоялся, де Шатильон, не сдержавшись, полюбопытствовал:
– Должно быть, эта вещица немало для тебя значит?
– Это дар князя Мстислава, чью память я чту, – сухо повторил Борис.
Не добившись
«Господь с тобой»
