рыцари ордена Храма лучшие из сброда, собравшегося под стягами нашего короля: они строго подчиняются великому магистру и своему уставу, не грабят единоверцев, скромны и неприхотливы, сведущи в искусстве врачевания…
– И все-таки ты их почему-то не любишь.
– Честно говоря, я их боюсь, – признался шут.
– Мне казалось, что ты никого не боишься?
– Я без страха донимаю остротами короля, королеву, прочих знатных особ и даже святых отцов, но нипочем не решусь задеть шуткой рыцарей ордена Храма.
– Чем же они тебя так пугают?
– Своей непогрешимостью, а еще тем, что они, соединив монашеский устав с золотом и оружием, становятся все более и более грозной силой.
– Но эта сила защищает христианские святыни.
– Но ей уже тесно на Святой земле, и она потихоньку расползается по всему христианскому миру.
– Не по всему, – возразил Борис. – Они есть там, где церковь подчиняется Риму.
– Верно! – согласился Лупо. – Туда, где церковь греческого толка, орден не пускают – и правильно делают.
Пока они беседовали, совсем стемнело. Лагерь давно спал, и лишь шаги часовых тревожили ночную тишину.
– Дурак он и есть дурак! – рассердился на себя шут. – С ним заговоришь вечером, он и рад проболтать до утра.
Лупо разбудил возницу и вместе с ним перенес раненого в шатер. Завернувшись в шкуру, Борис попытался уснуть, однако возобновилась боль в плече, да и тело постоянно затекало, а переворачиваться было трудно. Лупо тоже бодрствовал и вскакивал всякий раз, стоило раненому пошевелиться или застонать. Только под утро Борису удалось ненадолго забыться сном.
На рассвете крестоносцы двинулись дальше. По небу метались рваные тучи, посыпая путников мелким дождиком. Дул пронизывающий ветер. Борис лежал под теплой шкурой, поглядывая с сочувствием на дрожащего от холода Лупо. Судя по молчанию шута, настроение у него было самое отвратительное.
Неожиданно к повозке подъехала на гнедой лошади Агнесса де Тюренн. Ее глаза блестели, а щеки пылали.
«Не захворала ли она», – забеспокоился Борис.
– Как себя чувствует мессир Конрад? – поинтересовалась девушка и краска на ее лице стала еще гуще.
– Мне уже лучше, – ответил Борис с такой теплотой в голосе, какой сам от себя не ожидал.
Агнесса не смогла удержаться от улыбки. Как девушку не беспокоило здоровье рыцаря Конрада, она почувствовала себя счастливой, оттого что сейчас, когда он в таком состоянии, ей можно, не боясь пересудов, общаться с ним.
– Дай Бог, чтобы мессир скорее выздоровел, – пожелала она.
– Спасибо на добром слове, – поблагодарил Борис.
В присутствии этой девушки он испытывал отнюдь не свойственную ему робость. До сих пор Борис даже тогда, когда всерьез увлекался женщиной, не терял уверенности в себе, но при Агнессе он, тридцатидвухлетний мужчина, стал чувствовать с
